Максим Хорсун - Темный дом

Садовников, позабыв на время об опасности, наблюдал за небывалым явлением. Несмотря на сумерки, капли блистали, словно алмазы. Находясь в сердце этого дождя, было невозможно промокнуть. Более того, вся влага, которой за время перехода напиталась одежда, тоже улетучивалась, оставляя неприятное ощущение сухости.

– Вот черт… – буркнул он, предвидя недоброе. Очередная ловушка Зоны вот-вот должна была захлопнуться, порешив очередного сталкера.

Во рту пересохло, губы покрылись коркой. Глаза засаднили, и теперь приходилось часто-часто моргать, чтобы сохранить возможность видеть. Садовников заметался по прогалине. Сквозь дождь проступали фигуры людей. Они стояли вдоль границы прогалины, смотрели на его потуги спасти жизнь с холодным любопытством вивисекторов. Тут был и наставник Мрачный, и сосед Старый, и он сам – фигуру, опирающуюся на трость, невозможно было спутать с кем-либо другим. Кто-то был и еще… Но разве можно узнать каждого, если носишься словно клюнутый в зад жаренным петухом? Впрочем, фигура пузатенького подростка вполне могла принадлежать Виталику Шимченко, ведь он тоже давно не жилец.

Садовников быстро думал, а действовал еще быстрее. С каждым выдохом из пересохшего рта вырывалось облачко пара, которое в несколько секунд превращалось в каплю – частицу дождя наоборот.

Он вытащил из рюкзака флягу, подхватил окровавленные бинты, плеснул на них воды, затем обмотал вокруг головы, закрывая заодно и лицо, вроде того, как это делали египетским мумиям. Пригодилась кожаная куртка Старого – сталкер набросил ее на голову и плечи. Но этого все еще было недостаточно, чтобы защититься от действия аномалии. Садовников одним звериным прыжком перескочил к первой попавшейся ложбине, выстеленной прошлогодней листвой. Зачастил руками, на которых уже лопалась кожа, раскапывая перегной. Дошел до влажного слоя, упал на него, принялся закапываться. Само собой, с головой уйти в землю у него не получилось, но худо-бедно укрылся. А дальше оставалось лишь цедить экономными глотками оставшуюся воду, кутаться в куртку покойника и надеяться на лучшее.

Шелест листьев прекратился, но ветви продолжали скрипеть под натиском ветра. В этом звуке не было ни кванта жизни, так могли стонать снасти попавшего в шторм парусника. А затем стих и ветер. Садовников выглянул из-под кожанки: в зарослях стало светлее, сквозь прорехи в куполе вновь пробивались лучи солнца.

Он принялся выкапываться. С сиплым стоном, медленно и осторожно выполз из ямы. Стоя на четвереньках, он поднял взгляд и внезапно увидел перед собой Гаечку.

Сталкерша была растрепана и бледна, в ее волосах запуталась опавшая листва. Она во все глаза смотрела, как из земли выбирается нечто в черной коже и окровавленных бинтах.

«Опять глюки!» – подумал Садовников и устало рассмеялся. Из пересохшей глотки вместо смеха вырвались страшные скрежещущие звуки.

И тогда Гаечку проняло. Сначала она завизжала, а потом схватилась за рукоять торчавшего из-за пояса пистолета.

Садовникова спасло то, что Гаечка с перепугу забыла о предохранителе. ПМ, смотрящий черным зрачком сталкеру в лоб, не выстрелил. Однако заминка продлилась не дольше двух секунд. Но этого времени хватило, чтоб Садовников понял – «глюк» настроен решительно.

Сталкер выпрыгнул из ямы. Не обращая внимания на боль в ноге и теряя по дороге бинты, кинулся к зарослям. Пригнуться, пропуская над головой две пули. Прыгнул за ближайший ствол и прижался к нему спиной, ощущая, как дерево содрогается, защищая от разящего свинца.

– Чего палишь, дура? – просипел Садовников, но его не услышали.

– Гаечка! – прозвучал на той стороне прогалины обеспокоенный мужской голос. – Какие проблемы?

– Мертвяк! «Муляж»! – с надрывом проговорила сталкерша и снова нажала на спусковой крючок, выпуская остатки магазина в дерево, за которым притаился Садовников. – Чуть кирпич из-за него, мля, не отложила! – пожаловалась Гаечка, перезаряжаясь.

– А мы добавим! – злобно сообщил второй мужской голос.

Лязгнул затвор автомата, загрохотали выстрелы. По обе стороны ненадежного укрытия Садовникова заплясали фонтанчики земли. Посыпались срезанные пулями ветви и выбитые щепки.

– Хорош стрелять! – хрипло прокаркал сталкер. Вместо белого флага он высунул из-за ствола руку с зажатыми в кулаке бинтами.

– Это чего оно? – удивились на той стороне прогалины.

– Не стреляй, говорю, – попросил Садовников и добавил, кривя душой: – Свои…

Стрелки принялись спорить.

– «Муляжи» не разговаривают! Если бурчит – значит, не мертвяк!

– Зуб даю – не человек то был!

– Может, мутант, как в Чернобыле?

– Может, но точно монстр какой-то.

Садовников вытащил пистолет. Зашарил взглядом по ближайшим деревьям, прикидывая, откуда сподручнее будет держать оборону.

Гаечка внезапно выругалась.

– Пацаны! Глядите – палка возле кострища! – произнесла она взволнованно. – Ни о ком она не напоминает?

– Костыль! – в один голос проговорили ее сопровождающие.

Садовников сплюнул пересохшим ртом. Теперь его или нашпигуют свинцом по самое «не могу», или же – наоборот. Даже если события будут развиваться по второму варианту, эти бандюганы не упустят возможности взять его за жабры, чтобы потом преподнести Штырю в качестве презента.

– Да! Это я – Костыль! – Садовников стянул с головы оставшиеся бинты. – А вы кого думали здесь встретить? Господина президента?

На той стороне зашушукались. До Садовникова доносились обрывки фраз:

– Резо сказал, башку снимет, если мы его… замочим, значит, по-тихому… Зона не выдаст… а Штырю его палку отдадим…

Спор неожиданно прервала Гаечка.

– Не сметь его убивать! – вскричала она, потом пояснила почти нежно: – Любит он меня.

Садовников затаился. Гаечка, вообще-то, сейчас должна быть в больнице. Филя ведь обещал… Филя много обещал: и что помогут с «экзо» соскочить, и что в Москве пристроят.

Значит, Гаечка не пожелала такой помощи. Значит, выбрала наркоту, Зону и компанию «мичуринских». Что ж, горбатого, как говорится, могила исправит.

– Костыль, выходи! – зазвенел голос Гаечки. – Выходи, дурилка, мы не будем стрелять – отвечаю!

Сталкер выглянул из-за дерева.

Ага, Гаечку сопровождали Кабан и Румын. Оба бандита были воинственными подпевалами Штыря. Оба – при «калашах». С ног до головы – в листве. Очевидно, как и Садовников, они переждали дождь наоборот, зарывшись в перегной, подобно навозным жукам.

– Ты почему не в больнице, Гаечка? – спросил Садовников строгим голосом.

– Да так… Надоели докторишки со своими запретами. – Гаечка задрала рукав футболки: татуировки на плече были заклеены лейкопластырем. – Ты меня подстрелил, солнце!