Максим Хорсун - Темный дом

– Или ломаем дверь, или валим, пока…

Он не договорил. За спиной Хычи стояла та самая длинноногая девица с платиновыми волосами. Садовников вспомнил ее имя – Ангелина. Жена Шимченко. А за ней тревожными тенями застыли другие люди. Они были очень разными. Мужчины и женщины. Юные и пожилые. В одежде от дорогих брендов и одетые в униформу: поварские кителя, рабочие комбезы, строгие, но недорогие костюмы секьюрити. Их объединяла странная серость лиц и размытые, будто лишенные индивидуальности, черты.

– Хочу веселиться, – сказала, не размыкая губ, Ангелина.

Собравшаяся за ее спиной толпа будто ждала этих слов. Они двинули одновременно, с одинаково пустым выражением лиц, излучая дикий жар. Время замедлилось, поднимая пистолет, Садовников поразился той четкости, с которой он воспринимает детали происходящего в каждую миллисекунду безумного действа. Хыча обмочился, глядя круглыми глазами на Ангелину, он орудовал отмычкой с таким остервенением, будто та должна была открыть не всего лишь дверь на всего лишь лестницу, а врата в дивный новый мир, в котором каждый сможет находиться в безопасности, покое и неге до скончания веков. О винтовке Хыча, кажется, напрочь забыл.

Большой тоже почему-то тупил. Он бестолково крутил в своих огромных ручищах автомат, чуть ли не в дуло ему заглядывал, но не стрелял.

Пистолет Садовникова злобно рявкнул. Под белой шеей Ангелины образовалось аккуратное черное отверстие. И сразу же ее лицо заволокло дымкой, черты потекли, как снег под солнцем, на миг показался серый нечеткий череп, затем и он превратился в дым.

Сталкер бросил трость под ноги надвигающейся толпе, схватил Хычу за шкирку, как котенка, и швырнул, забыв удивиться откуда-то взявшейся силе, в приоткрытую дверь столовой. Не было времени пробрасывать путь гайками, не было времени тщательно изучать новое помещение, подмечая признаки аномалий.

Первый ряд атакующих взметнулся в воздух. Если это и был прыжок, то уж точно не человеческий. В воздухе тела вытянулись, теряя форму, вспыхнули, как раскаленное добела железо, становясь огненными молниями. Пылающие живые снаряды угодили туда, где секунду назад стоял Хыча. Взревело пламя, волна обжигающего воздуха впечатала Садовникова в подушку шевелящегося мха на противоположной стене.

Большой упал навзничь, и лишь это вывело его из ступора. «Калашников» разразился истеричной очередью. Свинцовый ураган прошелся вдоль коридора, прореживая толпу. Садовников тоже не остался в стороне. Он ощущал, как ерзает за его плечами мох, силясь опутать холодными и влажными жгутиками, а особенно наглые отростки пытались залезть под одежду и проникнуть в нос и уши. Тем не менее сталкер выпускал пулю за пулей, переводя ствол с одного силуэта на другой.

Но не прошло десяти секунд, как он понял, что все бесполезно: из холла в коридор снова вошла Ангелина, а за нею – те, кто был сражен пулями Большого, и еще те, кто превращал себя в огненные молнии.

Все были словно новенькие – ни царапины. Лишь глаза их изменились: теперь там было больше азарта, больше ликования хищников, идущих по кровавому следу раненой жертвы, больше предвкушения и потустороннего демонического голода.

Садовников вырвался из холодных объятий шевелящегося мха. Большой судорожно менял магазин, с перепуга пытаясь вставить его нижней стороной.

– Баловаться! И веселиться! – объявила Ангелина, с прищуром глядя на сталкера. В ее глазах сверкал лиловый огонь. И снова на людей хлынул поток «горничных», «охранников», «тусовщиков» разных полов.

– Сюда давай! – проорал Хыча, зазывая сталкера и Большого в столовую.

Садовников подцепил мыском ботинка ремень ружья, подтолкнул его к Хыче. Тот схватил оружие и скосил дробью ближайших бесноватых обитателей особняка. Снова вспыхнули и взвились огненные молнии. Кто-то оглушительно заорал, и сразу же ударила в нос вонь горелого мяса.

Садовников ввалился в столовую, он продолжил стрелять с пола, паника заставляла его снова и снова стискивать спусковой крючок, пока ПМ не заперхал вхолостую. Пули уходили в клубы дыма и языки жирного пламени, вряд ли они причиняли неведомому врагу мало-мальский вред.

Как только пистолет замолчал, на линии огня появился Большой. Он захлопнул дверь, суетливо пихнул плечом статую Венеры, сбрасывая ее поперек прохода, а следом – рыцарский пластинчатый доспех, аквариум с дохлыми рыбками, кадку с карликовой пальмой, – в общем, что попадало под руку, то и использовал для возведения баррикады. Причем проделал все быстро, словно на новых батарейках.

Сталкер в завершение помог ему подтащить к дверям тяжелый обеденный стол. Потом же оба в изнеможении упали на пол. Только теперь Садовников смог оглядеться и как следует осмыслить происходящее вокруг. Из-за двери проникал дым и слышалась отчетливая возня. Ясный пень – дверь и баррикада долго не выдержат. Хыча извивался на паркете, силясь стащить разгрузку и чадящий бронежилет. Его босяцкое лицо рассекли алые полосы свежего ожога. Садовников отстраненно подумал, что Хыче следует помочь, но он абсолютно выбился из сил, в груди стучало так, что казалось, вот-вот сердце вывалится наружу.

За окнами особняка была ночь. А может, просто стекла поляризовались под действием какой-то аномалии.

Кстати, об аномалиях. В центре столовой медленно кружила полупрозрачная сеть, похожая на кровеносную систему. Энергия этой аномалии была столь велика, что ее структура и пульсирующие внутри токи стали видимыми.

– Кто… это был? – смог, наконец, проговорить Большой. Он дышал, как собака, разве что язык не вываливал. – Мутанты? – спросил, вспомнив о фантазиях Виталика.

– Вряд ли. – Садовников вставил в ПМ новый магазин. – Аномалии. Маскирующиеся под людей аномалии. Возможно, они сохранили часть личности или какие-то воспоминания…

– Я, блин, ранен, на! – с обидой в голосе перебил сталкера Хыча. – А ты какую-то пургу несешь, на!

Садовников и Большой на четвереньках подползли к страдающему спутнику.

– Чемодан! Они прожгли мне чемодан! – охал Хыча.

Грудь и живот братка покрывали багровые сочащиеся пятна. Большой присвистнул и обескураженно покачал головой.

– Что там? – заволновался Хыча. – Кишки на месте? Ливер на месте?

– Да цел твой чемоданчик! Такая знатная жировая прослойка, ее и пуля не пробьет! – Садовников утешил раненого, как мог. – Сало слегка поджарилось, но дырок нет.

– Больно, блин! – Хыча задрожал в беззвучных рыданиях.

– Да ты – крутой, братан! – попытался ободрить его Большой. – Мы бы сдохли, если бы не ты! Не парься – выберемся!

Дверь затрещала под натиском орды нелюдей. Стало жарко, как в духовке.

– Скучно! Скучно! – причитала с той стороны Ангелина. – Ну как же можно не любить клубнику?!