Максим Хорсун - Темный дом

– А как вы узнали об аномалии?

Большой вздохнул и с явной неохотой вынул мобильник. Потыкал толстым пальцем в экран, затем передал телефон Шимченко.

На экране была черно-белая картинка – запись камеры наблюдения. Сенатор увидел пустой зал и сосну, потом на паркет легла длинная тень. Под камерой прошла женщина в длинном платье.

– Она решила убрать разбросанные Виталиком гайки, – прокомментировал Большой.

Шимченко прищурился. Фигурка задержалась перед сосной. А затем – сенатору показалось, что он видит какой-то голливудский спецэффект, – смялась, словно была не человеком из плоти и крови, а муляжом из папье-маше, полностью исчезнув из вида. Шимченко вспомнил лужу засохшего «томатного сока» на паркете и почувствовал ярость.

– Это была наша горничная? – спросил он сквозь зубы. – Это была Мила Скленарж, которую я выписал из Праги?

– Так точно… – просопел Большой.

Шимченко запустил мобильником в стену. Во все стороны брызнули обломки. Хыча и Большой отпрянули, Ангелина взвизгнула и закрыла лицо ладонями.

– У Милы – муж и двое детей! – зло проговорил Шимченко, хрустя суставами пальцев. – Вы представляете, сколько будет стоить их молчание? Вы что, думаете, мне бабки с неба сыплются? Думаете, что вам все можно, если вы – мои люди? Если это так, то вы ошибаетесь. И за вот эту подставу, – он указал на сосну, – вы ответите!

Он уже представлял заголовки газет и сетевых информационных агентств. Сенатор из Зоны Посещения… Определенно, в этом была ирония судьбы. Предвыборная пиар-компания обернулась неприглядной реальностью, нашла его в стенах собственного дома и вышла боком. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Не стоило заигрывать с темной, нечеловеческой силой; Зона, быть может, и помогла ему заполучить портфель сенатора, однако расплата воспоследовала.

– Ответим, Всеволод Леонидович, – пробурчал Большой. – Зуб даем – ответим. Землю будем жрать, но все исправим.

Шимченко сложил ладони лодочкой.

– Упаси вас бог, чтоб об аномалии узнала хоть одна душа со стороны, – с расстановкой проговорил он. – Сядем, как говорится, все. Мои «партнеры» и «доброжелатели» пойдут на что угодно, лишь бы пустить меня на дно! А заодно и вас! Дай только малейшую возможность! Малейшую слабину!

– Понятно, шеф! – Большой и Хыча энергично затрясли бритыми головами.

Запиликал телефон – это звонил сенатору Филя. Шимченко сбросил вызов. В подвале ждал тот, кого уже можно было вычеркнуть из списка живых: человек, который дышал, моргал и потел, еще не осознавая, что он уже мертв. Филю было опасно оставлять наедине с пленником: он мог не удержаться и начать допрос без сенатора. А у Шимченко тоже чесались кулаки.

– Закрыть здесь все, опечатать. – Сенатор еще раз, поджав губы, заглянул в Паркетный зал. – Опросить весь персонал, выяснить, кто чего знает.

Большой и Хыча вытянулись по струнке.

Он повернулся к Ангелине:

– Ужин через час. Подать в мой кабинет.

– Слушаюсь и повинуюсь, – отозвалась Ангелина упавшим голосом.

Шимченко повернулся к Виталику:

– А ты… надежда и опора… уже сделал уроки?

Виталик замотал головой.

– Вперед, – улыбка Шимченко была ледяной. – Приду проверить.

Мальчишка, тяжело пыхтя, потопал наверх. Он несколько раз оглянулся, будто собирался что-то сказать еще, но каждый раз раздумывал.

– Вот это он всех грузит… – пробормотал Хыча Большому, с опаской поглядывая на сенатора.

В подвале Шимченко было много укромных закутков, куда без разрешения хозяина персонал входить не имел права.

«Тайная комната» находилась под кухней, однако наверху никто не услышал ни постороннего звука. Внизу же было шумно.

– Все скажу! Все-все-все! – вопил прикованный к списанному стоматологическому креслу без подголовника киллер-неудачник. Кресло стояло в центре квадратного куска старого, пузыристого линолеума: его Филя постелил заранее, чтоб не испачкать пол. За спинкой кресла поблескивала панель из пуленепробиваемого стекла. За нею, в неосвещенной части помещения, находился самый современный сейф. Хранились в высокотехнологичном шкафу не золото и не брильянты, а всякая полезная мелочовка, при помощи которой можно было одних людей возвысить до небес, а других – навсегда втоптать грязь. Документы, фотоснимки, прочее барахло. Имелось в этом сейфе и то, что могло погубить сенатора, попадись оно не в те руки. Так уж получалось, что этот компромат был обоюдоострым, обращаться с ним нужно было как с оружием: бережно, дабы не допустить самострела.

Шимченко сидел на скромном табурете, уперев заросший седой щетиной подбородок в сплетенные пальцы. Льдистый взгляд был направлен точно в переносицу киллера.

Филя неспешно прохаживался вокруг кресла, словно художник – возле мольберта, любуясь под всеми возможными углами творением своих рук. Вместо кисти у помощника сенатора были пассатижи, с инструмента на линолеум капала кровь.

– С трудом верится, – проговорил Филя, и пленник, выпучив глаза, со страхом уставился на него. – Такая маленькая-премаленькая штуковина, как ноготь, а столько боли.

– Я не хотел! Бес попутал! – метался в кресле пленник. – Мне доза была нужна… – Он скривился, затем зарыдал, дрожа всем телом.

– Кто тебя нанял? – спросил Шимченко, не отрывая подбородка от сплетенных пальцев.

Филя выразительно пощелкал пассатижами.

– Не знаю, начальник, – проговорил киллер, сильно кривя рот и роняя слюну на замызганный джемпер. – Веришь? Не знаю! Какой-то крендель вышел на Мымыку, а тот подцепил меня. Мы ведь с Мымыкой в девяностых обменники щипали. Мымыка как брат был мне!

– И где же теперь Мымыка? – спросил Шимченко.

– Так подстрелили его на трассе, командир… – Киллер невинно захлопал глазами.

– Концов, выходит, не найти? – уточнил тем же скучающим тоном сенатор.

– Я… я… – Киллер покосился на пассатижи. – Я знаю только, что Мымыке говорили о каких-то птичках. Я не знаю, что это означает, – мамой клянусь! – Пленник рванул вперед так, что кресло затрещало. – Мол, надо напомнить господину сенатору о птичках!

Шимченко побледнел.

– О каких еще птичках? – с угрозой проговорил он.

– Я не в теме, начальник!

Сенатор кивнул, и Филя ударил кулаком с зажатыми в нем пассатижами пленнику в ухо. Киллер снова зарыдал, по его грязной шее заструилась кровь.

– Кто тебя нанял? – повторил вопрос Шимченко.

– Говори, тварь! – гаркнул пленнику в здоровое ухо Филя.

– Это была баба! – завопил киллер. – Мымыка сказал, что это была баба! Сказал, что она просила напомнить сенатору о птичках! Буфера у нее – будь здоров! Что те подушки! А больше Мымыка ничего о ней не говорил!

Шимченко поглядел на Филю.

– Руслан был прав, – сказал тот, несильно постукивая киллеру по темени пассатижами. – Этих гавриков кинули. Бросили на убой с одной целью – намекнуть, что о вашей деятельности им известно чуть больше, чем другим.