Александр Афанасьев - Час негодяев

– Кстати, были. Но не в украинской армии, в основном в ополчении. Ополченцы захватили старые оружейные склады, им досталось много оружия времен второй мировой. В том числе винтовки, которые использовали как противотанковые. Калибр четырнадцать и пять, он очень распространенный у нас, потому что под него предусмотрен пулемет БТР, бронированного транспортного средства. Легко достать патроны, а со снабжением сам знаешь, как бывает. Потом часть этих винтовок досталась украинским… гвардейцам, их использовали в некоторых местах, например, в битве за Донецкий аэропорт. С обеих сторон. Русские дали ополченцам свои новые винтовки, двенадцать и семь, а украинцы потом закупили… ваши «барретты». Да, таких винтовок было немало. Но сказать, что из них стреляли снайперы… скорее, это выделенные стрелки, которые должны были останавливать транспортные средства и пробивать стены домов и построек. На дальность они не стреляли.

– Останавливать транспортные средства?

– Да, друг. У украинцев не было защищенных машин, как в Афганистане, только старая бронетехника. «Барретт» может остановить БТР и даже БМП, если бить в борт. Я не говорю про машину, а украинцы, друг, часто использовали банковские микроавтобусы и даже обычные маршрутки. Такая винтовка вскрывала их как консервную банку.

– Банковские микроавтобусы?

– Ну, да. Другого-то не было.

– То есть… получается, у пророссийских сил были опытные стрелки, умеющие стрелять из крупнокалиберных винтовок по движущимся машинам.

– Конечно, были, – уверенно заявил Дато, – и немало.

– С какой дальности они стреляли?

– По-разному. Триста-четыреста метров обычно. На этих винтовках чаще всего не было прицелов, понимаешь?

Так и есть.

– Как это?

– У этих винтовок очень большая отдача, – начал объяснять грузин, – раньше они использовались против танков. Танков Германии, мы воевали с ними, когда был СССР. Там не нужна была дальность, там нужны были мощные бронебойные патроны, чтобы пробить танковую броню или повредить гусеницу танка. Потому на этих винтовках не было прицела и даже места, чтобы поставить прицел, не было. Понимаешь? Потом они начали приваривать кронштейн русского образца и ставить прицелы. Иногда малой кратности – три и пять, он разработан русскими еще семьдесят лет назад, но до сих пор выпускается, он такой прочный, что русские использовали его в пушках. И я слышал о снайперах, которые использовали белорусские двенадцатикратные прицелы в стальном корпусе, закупленные волонтерами из России. Вот это было довольно опасно…

– Ты сам видел эти винтовки?

– Да, ведь иногда они попадали к украинцам как трофеи. Украинцы использовали, по крайней мере, одну такую винтовку при защите Донецкого аэропорта и были очень довольны ею. Потому что, если идет легкая бронетехника, по ней надо стрелять из здания. Но если стрелять из «РПГ-7», ты сгоришь сам, потому что из помещения стрелять нельзя. А из та-кой винтовки можно. Да и боезапас ей доставлять проще.

– Ясно. А кого ты знаешь из украинских снайперов, которые пользовались этой винтовкой?

Грузин прищурился.

– Зачем ты спрашиваешь, друг? Почему тебя интересуют эти снайперы?

Козак понимал, что не должен был говорить это. Но решил сказать. Он знал, что у грузин принята культура открытости между друзьями, и если он будет лгать или скрывать что-то, будет только хуже.

– Мы задержали человека в аэропорту. Он оказался украинцем и сказал, что имеет какую-то важную информацию. Мы повезли его в штаб-квартиру на бронированной машине ФБР. Но по пути нас расстреляли с путепровода. Это был снайпер.

– С крупнокалиберной винтовкой?

– Да, двенадцать и семь. Примерно с двухсот пятидесяти ярдов по движущейся цели. Он стрелял в машину – стекло буквально вырвало пулей. Мой напарник погиб.

– Сожалею, – сказал грузин, – надо выпить в честь погибшего.

– А как же полиция?

– Плевать. Уважение к мертвым важнее.

Они разлили вино. Молча выпили.

– Теперь я пытаюсь понять, что произошло и кто за это ответственен. Понимаешь, почему мне нужны координаты украинских снайперов. Тех, кого ты знаешь и с кем ты работал. Кто, по-твоему, мог бы это сделать.

– Ты думаешь, что снайпером мог быть украинец?

– Я ничего не думаю, – сказал Козак, – я работаю в ФБР сейчас. У нас есть преступления и есть версии. Пока я должен проверить именно эту.

Грузин достал телефон, порылся в нем.

– Я не знаю, кто еще жив… кто-то погиб во время наступления русских, кто-то сбежал. Вот, записывай. Охрименко Юрий…

Из Тбилиси в Днепропетровск летал старенький аэробус. Когда они заходили на посадку в аэропорту, Козаку показалось, что он вот-вот грохнется… неприятное такое чувство, и непонятно, почему оно появилось. Но он подавил его в себе…

Аэропорт Днепропетровска был небольшим, он и близко не был сопоставим с такими монстрами, как JFK или Хитроу. Скорее это был аэропорт небольшого, на сто с чем-то тысяч, городка, который внезапно стал чем-то большим, чем он был на самом деле. Движение было очень интенсивным, самолеты взлетали, садились, снова взлетали. Едва выйдя на трап, Козак заметил знакомый высокий хвостовой плавник. «С-130»…

Трап передвигался на пикапе «Форд» сорокалетней давности, а вместо аэропортового автобуса был полуприцеп для пассажиров, который был прицеплен к обычному грузовику. Здание аэровокзала было небольшим и явно не рассчитанным на большое количество пассажиров, ожидающих стыковочного рейса.

Едва они зашли, он увидел молодого парня, который ожидал его с большой табличкой «КОЗАК». На руке у него была желто-синяя повязка, которая означала и синдром Дауна, и флаг Украины [26] Это не шутка. Международное движение родителей с детьми, больными синдромом Дауна, использует в качестве своих цветов желтый и синий. .

Козак подошел к нему.

– Габриэль Козак.

– Отлично, – обрадовался парень, – это все ваши вещи?

Он говорил по-английски с каким-то странным, тягучим акцентом.

– Да.

– Отлично. – Он протянул Козаку точно такую же повязку. – Повяжите это на руку, пожалуйста.

– Зачем?

– Это солидарность с народом Украины. Поможет пройти таможню быстрее.

Козак решил, что вреда от этого не будет, хотя в правилах поведения агента ФБР был пункт о полной аполитичности и нежелательности высказывания солидарности с кем-либо или чем-либо во время работы.

– Отлично. Идем.

Они пошли к таможенному терминалу. От Козака не укрылось то, как смотрели на них пассажиры, когда они шли к зеленому коридору. Вообще, еще в самолете, где было немало украинцев, он заметил, что люди устали и сильно озлоблены.

Таможенник посмотрел на паспорт Козака.

– Украинец? – спросил он по-русски.