Владимир Андрейченко - Стражи Армады. Аксиома выживания

– Тута они… в секторе «D», за шлюзом с красной полосой.

– Уверен? Или покажешь?

– Н-нет, не хотелось бы. С-страшно! – запричитал пленный, скорчился от тычка стволом в ухо. – Нельзя туда. Плохо там. О-очень пло-охо!

– Ракеты все там? Или стащили уже что-то? Куда?

– Это уже не три вопроса, командир…

Удар, стон, вздохи.

– Быстро схватываешь, гаврик! Ишь… – Алекс взглянул на Варежку. – Мясоруб, спроси ты его, раз он такой умный. А я пока поперчу и посолю ему клюшки, чтоб крысам, нашедшим его утром, вкуснее показался завтрак.

– Команди-и…

– … Слышь, ты, урод?! Я не твой командир и не имею желания слушать твои стоны. Мясоруб, он твой.

Варежка сначала наморщил лоб, вглядываясь в лицо Алекса, потом кивнул и занялся пленником. Майор отошел на два шага, развернул схему тоннеля, недавно снятую со стены на входе в базу, и стал искать сектор «D». Сзади послышался стон и голос:

– Один вопрос, чувак. Где пропавшая ракета?

– Откуда вы знаете, что одной боеголовки нету в шахте?

Глухой стук, мычание, шорохи.

– Вопросы задаю я, ты отвечаешь, дундук. Ясно?

– Ты Мясоруб? Это не тот, который…

Снова пинок, шлепки, стоны.

– Я самый, и ты знаешь, что я могу. Кликуха поясняет сполна. Мля, где ракета, уродец?

– А точно отпустишь, Мясоруб?

– Точнее некуда. Ну-у? – Варежка, про себя усмехаясь над новым прозвищем, зыркнул на Алекса и снова впился взглядом в пленника.

– Ее давно вынули. Из шахты номер три. Две другие были пустые уже, видать, еще до Зоны вывезли.

Варежка нахмурился, вникая в смысл информации, посмотрел на спецназовца, ища поддержку у него. Майор оторвался от схемы, вполоборота бросил раскольнику:

– А четвертая шахта? Только не свисти тут насчет незнаний и морду не пучь. Их по регламенту четыре шахты ракетные, что в последней?

– Гм… есть такое. Вот она-то нам и нужна. Шеф сказал, кровь из носу, но ее вытащить тоже. Ну, в смысле боеголовки начинку.

– Звиздец! Вам что, одной мало? Ядерную вакханалию решили устроить в Зоне?

– Зачем в Зоне… – промолвил пленный, но тут же осекся, поджав губы, и бросил мимолетный испуганный взгляд на майора.

– Ах, вон даже как?! Говори. Живей!

Варежка дернул раскольника, будто бы нечаянно нажав ему на голеностоп. Тот сморщился, скривился, но процедил сквозь сжатые зубы:

– Я не уверен, что вы оставите меня живым, поэтому мне нет резона рассказывать вам все. Тем более теперь я знаю твою кликуху!

Варежка сплюнул и сжал кулаки. Прикол майора при обращении к нему как к Мясорубу не сыграл нужной роли. Он сразу понял, что Устинов намеренно назвал его другим прозвищем, чтобы отпустить пленного восвояси и тем самым обезопасить товарища от возможного преследования раскольниками. А тут нате – все наоборот получилось!

– Значит, не Зону рвать собираетесь… Тогда Врата или караванщикам сплавить в другие земли? Говори, отпустим точно. Обещал же. А слово офицера – закон!

– Хы-ы, – пленный осклабился, скорчив ехидную мину, – насмешил. Какой, нах, офицер? Ты мне мозги тут не парь…

– … Я тебе щас их ваще по стеночке размажу, козел! Это тебе честь офицера не закон и ничто, хотя ты, раскольник, и должен знать, какие порядки были и есть в провоенных структурах. А уж в спецназе тем более. Так что молчи в тряпку, фраер недоделанный, а точнее, вали на хер отсюда. Я надеялся, ты скажешь все, тогда получишь сухпаек, ПДА и ствол, и уберешься прочь. Ты порешал по-иному, сморчок, поэтому…

Договорить Алекс не успел – в темноте тоннеля раздались выстрелы, крики и скрежет металла. Очень резкий и громкий. Варежка тут же вскочил и побежал на звуки стрельбы. Майор спрятал схему в карман, передернул затвор и зло посмотрел на пленного.

– Что там? Что ты не сказал еще нам? Говори, мудак!

Раскольник громко захохотал и плюнул под ноги спецназовцу:

– Иди и узнаешь! А мне по любасу кранты. Я уже мертвый. И ты, и все они тоже. Потому что там…

Его лицо перекосило, глаза моментально налились кровью, тело затряслось. Только что испуганный человек стал похож на зомби: иссиня-черная кожа, дикие красные глаза, неестественные движения. И тут он резким рывком разорвал путы на руках и начал вставать.

– Вот еп-п! – майор вскинул оружие, быстро оглянулся. Никого. Вдалеке шум боя, крики товарищей, лязг железа, тяжелый топот.

– А-а-о-ы-ы, – замычал пленный, нацелившись раскрытой ладонью на военного и шагнув к нему, – умри-и-ы-ы.

– Боеголовка должна взорвать что? – успел бросить в оскаленную физиономию Алекс.

– Та-а-ан-цы-ы-ы-а-а, – пробубнил раскольник и попытался схватить винтовку майора за ствол, но тихий выстрел заставил его отдернуть руку, замереть на секунду и издать утробный звук: – О-о-о! Ха-н-а-а тан-цы-ы…

Второй выстрел в голову навсегда покончил с безумным врагом. Тот упал, забился в конвульсиях, выгнулся дугой и застыл.

«Танцы? Хана. Кому? При чем здесь танцы? Танцы-манцы, зажиманцы, епэ-рэ-сэ-тэ!». Алекс, вызывая через гарнитуру связи Глыма, побежал в сторону затихающих звуков.

Три минуты назад Снайпер нашел дверь. Все бы ничего, но она была не просто закрыта и оказалась не просто дверью! Чуть выпуклая, с центральным колесом задвижки, массивная, она сияла желтым светом и, казалось, сдерживала изнутри напор миллиона горящих фейерверков. Провернувший было штурвал запорного механизма сталкер резко согнулся пополам, застонал и схватился за виски. Оружие выпало из рук, из ушей и даже глаз потекла кровь. Подоспевший на помощь Верста увидел ужасную картину: его друг скорчился в три погибели на фоне сияющей двери, истошно заорал, очки на перекошенном от боли лице разом лопнули и разлетелись на осколки. В стороны и в глаза. Верста и сам ощутил давление огромной силы, горечь во рту и пробежавший по спине озноб. Он сделал шаг к товарищу, явно умирающему в нимбе смертельного свечения, но не успел ничего предпринять.

Дверь шумно сорвалась с петель и вылетела наружу, сбив Снайпера с ног. Тело его с невероятной силой кинуло в противоположную сторону тоннеля, размазало по стене и прибило тяжеленной раскаленной дверью. Раздавшийся следом хруст костей окончательно подтвердил смерть сталкера.

– Беги-и, Верста-а! – закричал из тьмы тоннеля выбегающий на свет Плакса, начавший стрельбу на ходу.

Верста медленно, словно в невесомости, повернулся к свечению, будто загипнотизированный. Мелко завибрировал, вскинул руки, став подобием креста. Его долговязая фигура в снопе света выглядела каким-то истуканом, идолом небесного громовержца. Плакса, выпустив в сгусток таинственной энергии весь магазин, сбил Версту с ног, схватил его за шиворот и резкими рывками потащил прочь от опасного места. Голова сталкера раскалывалась от боли, тело постепенно переставало слушаться, но неимоверными усилиями он волочил друга по влажному грязному бетону прочь от гнетущего разум и волю воздействия.