Виктор Лебедев - Летящий вдаль

Падают в этой жизни все, просто потом кто-то встает, а кто-то уже не может. Всего два колеса отделяют байкера от неба.

Мой байк заносит, он отрывается от земли и врезается в стоящую поодаль маршрутку. Я едва успеваю убрать ногу, иначе перелома бы не избежать. Но все равно больно шлепаюсь на асфальт рядом с рухнувшим стальным конем. Моя гонка подошла к концу. В двух метрах встает на дыбы Пушистик. Сыч, как может, сдерживает его, орет «Назад!», но мутант, разгоряченный долгим преследованием, впервые не слушает приказов хозяина. Мутант делает рывок, его огромная лапа приземляется на мокрый асфальт там, где я был мгновение назад. Едва успеваю откатиться в сторону. Рыжий зверь недовольно ревет, клацает зубами. Он еще не остыл от этой сумасшедшей погони, и его злобе надо найти выход. И все же очередной окрик Сыча над самым ухом побеждает жажду крови. Пушистик застывает на месте, низко рыча и пожирая меня налитыми кровью глазами. Я не обольщаюсь, зная: шевельни Сыч пальцем, и его питомец порвет меня на части.

Глава клана Теней спрыгивает со своей колесницы и медленно идет ко мне. Не отводя взора от Пушистика, пытаюсь нащупать за поясом «макаров».

– Не это ищешь? – рейдер ногой пододвигает ближе к себе пистолет, валяющийся на асфальте. Значит, вылетел при падении. Зрачок дульного среза укороченного «калаша» Сыча, который тот держит одной рукой, заглядывает прямо мне в глаза. – Привет, мой дорогой! Давно не виделись!

– Пошел ты!

– Что такое? Не настроен разговаривать? Куда-то торопишься? – продолжает рейдер. – Обещаю, что не отниму у тебя много времени. Ты ведь знаешь, дружок, что по долгам надо платить? – палец на спусковом крючке опасно подрагивает.

– Жаль, не дотянулись руки до тебя тогда, – сокрушенно вздыхаю я. – Слишком много людей было между нами. А то на твоем горле появилась бы вторая улыбка от уха до уха.

– Да, Ямаха, ты не меняешься, – качает головой Сыч. – И потому твой путь сегодня прервется, а твой байк я заберу себе, в назидание всем остальным. Ты проиграл, Ямаха!

Пушистик ревет за его спиной, словно подтверждая слова хозяина. Дождь усиливается. Мне хочется закрыть глаза и расслабиться. Я знаю, что чудеса закончились. Сейчас в тело войдет раскаленный свинец и отправит мою душу навсегда бродить по царству мертвых. Когда-то это должно было случиться, и лучше умереть в расцвете сил, а не немощным стариком, покрытым язвами, медленно отравляющим себе сознание, ворчащим, недовольным и сожалеющим о прошлом… Черт, что за мысли?! Я ведь практически смирился с поражением! Нет уж, если мне и суждено умереть сегодня, то я встречу смерть, глядя ей в лицо!

Но что это? Черная точка в небе, стремительно растущая в размерах. Из-за льющего дождя плохо видно нового гостя. А гость-то не один! Вичухи! В количестве двух штук! Стремительно снижаются, заходят в пике, как штурмовики времен Второй мировой. Я срываю респиратор. Плевать на то, выстрелит ли Сыч сейчас, испугавшись моих резких движений, или чуть позже. Конец, похоже, у нас с ним будет один.

Но рейдер не стреляет, он удивленно смотрит на меня и не понимает причины моей улыбки.

– Я проиграл, – соглашаюсь я с ним, – но и ты не победил!

Сыч не понимает, прокручивает в голове мои слова, еще и еще раз. Кривится. Глаза его становятся похожими на узкие щелки. А вичухи уже совсем низко. Кого они изберут своей первой целью?

Сыч видит мой взгляд, направленный ему за спину, мои округлившиеся глаза, и усмехается:

– О, нет, Ямаха, этим ты меня не обманешь! На такой трюк может попасться только зеленый пацан!

И в этот момент он слышит хлопанье крыльев за спиной. Вичуха проносится в метре над ним, но своей целью она выбрала не человека. Когти впиваются в холку прижавшегося к земле, вздыбленного Пушистика, а вторая вичуха когтит рыжего зверя в бок. На пару у них вполне достало бы сил унести даже эту тушу, если бы не «колесница». И все равно твари приподнимают Пушистика над землей. Тот рычит и визжит, дергается изо всех сил, и ему почти удается вырваться.

Сыч грязно ругается и отпрыгивает в сторону, чтобы и твари, и я одновременно находились в поле его видимости. Выпускает короткую очередь по ближайшей вичухе и, кажется, задевает своего питомца.

Вичухи на миг выпускают рыжего зверя из своих когтей, но не дают ему упасть – снова подхватывают, рвут на части прямо в воздухе. Пушистик скулит, орошая все вокруг темной кровью. Он не может извернуться и достать лапами до атакующих, а шея его слишком коротка для того, чтобы пустить в ход клыки, и они лишь бессильно клацают в воздухе.

Взбешенный Сыч разворачивается ко мне, но я, по-прежнему лежа на земле, умудряюсь выбить ногой «калаш» из его рук. Автомат плюхается в лужу, поднимая грязные брызги, но Сыч уже нависает надо мной с длинным охотничьим ножом в руке.

– Сдохни, Ямаха!

– Только после тебя!

Мое плечо пронзает боль, рука сразу же немеет и безвольно падает. Я с удивлением смотрю на торчащий из меня нож, пытаюсь отползти чуть дальше, но нога в пыльном ботинке припечатывает меня к асфальту. Я вижу подошву с налипшей грязью практически у своего носа, Сыч наклоняется, и я заглядываю в его наполненные злобой глаза.

– Тебе конец! – он пытается выдернуть нож, чтобы покончить со мной – вспороть мне брюхо или перерезать горло. Из раны в плече течет кровь, силы стремительно покидают меня. Сыч наклоняется ниже и наотмашь бьет меня по лицу, а затем еще раз. Снова дергает за рукоять, высвобождает нож и заносит его для последнего удара, который оборвет мою жизнь.

В этот момент из моего рукава с тихим щелчком выскакивает лезвие. Спасибо неведомому умельцу с Кожуховской, механизм срабатывает четко. Из последних сил я погружаю нож в ничем не прикрытую шею противника. Острое лезвие вспарывает яремную вену, и на меня льется кровь, смешиваясь с моей собственной. А затем наступает тьма.

Небо затянуто серыми тучами. На дальнем плане, у самой линии горизонта, проступают невысокие холмы, словно обведенные темным контуром. Будто художник послюнявил карандаш и прочертил четкие границы. Впереди, насколько хватает глаз, тянется пшеничное поле, колосья слегка покачиваются от душного степного ветерка. Идти вперед легко и приятно, босые ступни проминают мягкую землю, в душе царит умиротворение. Я медленно бреду, раздвигая руками пшеницу – та щекочет мои ладони, покалывает и поглаживает. Бескрайнее желтое море вокруг. На западе тучи чернеют, собирается дождь. В этой духоте он бы явно не помешал. Снимаю потертую косуху и закидываю ее на плечо.

– Как думаешь, долго нам еще идти? – приятный женский голос льется словно музыка.

Я поворачиваюсь влево и улыбаюсь. Кристина ступает мягко, по-кошачьи, не шуршит, как я, старается не приминать колосья пшеницы. Черные волосы перетянуты ярко-синей лентой, она смотрит вперед, сосредоточенно и внимательно, вглядывается в горизонт. Я любуюсь ее выступающими скулами, слегка раскосыми янтарными глазами.