Виктор Точинов - Новая Зона. Все сокровища мира

Наши с Ильзой документы лежали здесь же, на моем столе, среди коллекции предметов, извлеченных из наших карманов. Но я готов был поклясться, что майор на документы не взглянул, даже не притронулся к ним. Однако знал, как зовут собеседников, имен не спрашивал… Любопытно, правда?

Ильза не клюнула, покачала головой:

– Я первый раз здесь. Обычно встречаемся на нейтральной территории.

– Отчего же сейчас вас сюда занесло?

– А вас отчего? – показала зубки экс-благоверная. – Насколько я понимаю, ваша зона ответственности строго ограничена: три километра снаружи Периметра и ни шагу дальше.

Я вздохнул. Ильза, как человек насквозь легальный, могла, наверное, позволить себе так общаться с майором… Мне и самому было любопытно, что делают здесь бойцы, чей шеврон украшен застывшим в прыжке каракалом, сиречь степной рысью. Этот спецназ – не те, кому полагается выезжать после сообщения о стрельбе в уединенном коттедже. «Каракалы» – из охраны Периметра, самая элитная часть быстрого реагирования, созданная на случай локальных прорывов и других вызванных Зоной неприятностей.

Но с моим мутным социальным статусом лучше бы не обвинять в превышении полномочий командира вооруженных людей, наводнивших мой дом.

– У нас по четвергам банный день, мы с ребятами мимо в баню катили, – произнес майор Карпов с каменным выражением лица. – Услышали стрельбу – ну и завернули, любой бы на нашем месте завернул.

Издевается… А глаза у самого добрые-добрые…

И тут же, не меняя выражения добрых глаз, майор добавил к имевшемуся на столе натюрморту еще два предмета. Два фотоальбома, электронных, разумеется. Небольшой, с ладошку, экран, разрешение паршивенькое – дешевка по нынешним меркам, хотя несколько лет назад такие альбомы казались бы современными, навороченными и стоили бы немало.

– Посмотрите, господа Заславские, любопытные снимочки… Посмотрите внимательно, а потом поменяетесь. Я думаю, что желание задавать мне вопросы у вас сразу уменьшится.

Я подцепил со стола плоскую карточку – ту, что лежала ближе ко мне. И по первому же снимку догадался, что предстоит увидеть далее…

На снимке был кот, мало похожий на домашнего. Гибридная порода Саванна, поколение F1, то есть больше половины генов от дикого зверя, от африканского красавца-сервала… Поколение F1 и даже F2 никто практически не покупает и не держит в доме для красоты и уюта, лишь заводчики, на племя, а на продажу идут котята поколений F3 и далее, с гораздо меньшей долей дикой крови… Никто не держит, но Папа Карло держал, и Шерхан был украшением его дома… Был. Теперь – на снимке – он лежал на боку в луже крови и живым не выглядел.

На остальных снимках оказался мертвый владелец мертвого кота… Выглядел Папа Карло неважно, не враз и опознаешь. Его перед смертью зверски пытали, причем по старинке, без психотропной химии и прочих гуманных штучек…

Папа сидел на своем собственном, в стиле ампир сработанном стуле с высокой спинкой, примотанный к нему многими слоями скотча, а поверху, для надежности, еще и обвязанный веревкой. Широко открытые глаза неподвижно смотрели куда-то вдаль. Облачен Папа Карло был лишь в брюки. И на его голом торсе, и на лице трудно было найти живое место: ожоги, разрезы, следы не то щипцов, не то плоскогубцев… Под левым соском торчала рукоять ножа.

Пыточный стул был заснят с разных ракурсов, некоторые кадры показывали крупным планом отдельные раны и повреждения. Больше ничего в памяти альбома не оказалось. Лишь этот фотоотчет о смерти не самого плохого на свете человека. И одного из самых красивых на свете котов.

Еще раз быстро пересмотрел все снимки, пытаясь отыскать одну деталь… Но нигде не обнаружил ни маленького бумажного прямоугольника, ни кровавых букв, начертанных на стене.

Однако я почти не сомневался, что Папу прикончила СДУ. Где еще найдешь таких бессребреников? Картины на стенах нетронуты, да и Шерхана нормальные корыстолюбивые убийцы постарались бы забрать с собой – кот был в самой поре и, использованный как производитель, мог принести миллионы – реально миллионы, один котенок Саванны обходится в сумму с пятью нулями.

Папа Карло был гроссмейстером в своем деле и редко ошибался, но сейчас ошибся, и ошибка стала последней. То, что порешили «очень серьезные люди» касательно СДУ, для отморозков ничего не значило. Они играли в те же шахматы, что и Папа, но по другим правилам: когда в цене не гроссмейстеры, а те, кто умеет быстрее схватить со стола шахматную доску и шандарахнуть ею по голове…

Сколько человек отправились в лучший мир вместе с Папой и Шерханом, я не стал спрашивать. Отправились, и не один, – так просто, не перестреляв хотя бы полдюжины людей, к Папе Карло не подберешься.

Мы с Ильзой обменялись альбомами, хотя я подозревал, что окажется во втором, и не ошибся.

Во второй подборке не было кадра с котом породы Саванна, да и вообще тот же сюжет разворачивался в куда более плебейском интерьере. И персонаж был иной – Шмайсер. А в остальном – один к одному: стул, скотч, следы жесточайших пыток… Ни карточки, ни надписи отморозки вновь вопреки своему обыкновению не оставили. Два совпадения подряд случайными быть не могли.

Дав нам время вдоволь насмотреться, майор произнес иезуитским тоном:

– Насколько я понимаю, вы можете подтвердить друг другу алиби на время смерти этих бедняг. Только вы, и больше никто в целом свете.

Да, Шмайсер был туповат… И иногда был способен всерьез подставить именно из-за означенного свойства. Случалось со многими, и со мной случалось. Но никогда и никого он не подставил со зла или из корысти. А я, получается, отправил его на лютую смерть. Просто потому, что умом понимал: да, началась игра без правил, – но лишь умом, не прочувствовав на своей шкуре… Зато Шмайсер именно прочувствовал, и именно на шкуре. На своей истерзанной, изрезанной, обожженной шкуре.

Странно… Со смертью Папы Карло и я, и вся наша далеко не дружная сталкерская компания потеряла гораздо больше. Лично я, возможно, еще и приобрел головную боль – если Папа не успел отправить адресатам мое сокровище и оно сейчас опечатано вместе с остальными вещдоками. Или если все же СДУ изменила своим бескорыстным принципам.

Все так, но смерть Шмайсера меня зацепила больше.

В конце концов, Папа был взрослым человеком, сам выбрал свой путь и мог за себя постоять, и не моя вина, что в этот раз не сумел.

А в Шмайсере до сих пор оставалось нечто детское, нечто от того плечистого, но пухлощекого юнца, что когда-то сунулся в Зону с выкопанным и восстановленным автоматом «МП-40» на груди – сунулся и вернулся лишь невероятно счастливым стечением обстоятельств. А еще Шмайсер не догадывался, чем ему грозит исполнение моей просьбы…