Эми Тинтера - Мятеж

Впрочем, поцелуя не последовало. Она положила руку мне на грудь и шепнула в ухо:

– Если тебя позовут в Остин – соглашайся. И держись поспокойнее. Я думаю, ты сумеешь передать записку Тони или Десмонду.

Рен отстранилась и быстро улыбнулась, перед тем как уйти. Я хотел взять ее за руку и поблагодарить, но по ее лицу понял, что лучше не затягивать наш разговор. У большой палатки стоял Рили и наблюдал за нами.

– Что это было? – спросила Адди.

Я помотал головой:

– Ничего.

– Каллум!

Повернувшись, я увидел, что Рили машет мне.

– Иди сюда, ты нам нужен!

Я одарил улыбкой ничего не понимающую Адди и подбежал к нему. Взгляд, которым он встретил меня, был веселым и раздраженным одновременно. Что это могло означать, я не понял.

– Займись делом. Вылет через полчаса.

– Что? Куда? – Я решил прикинуться дурачком.

Рили закатил глаза:

– В Остин. Заберем у повстанцев топливо. Михей хочет, чтобы в полете ты научил его пользоваться навигационной системой.

– Хорошо.

– Встречаемся здесь. Я возьму для тебя оружие.

Я кивнул и пошел к палатке, отведенной под школу. Там сидел один рибут, которому, наверное, стукнуло уже лет сорок, если не больше. Кроме него, рибутов старшего поколения я в лагере не видел. А этот почти безвылазно торчал в «школе». Его можно было понять. Должно быть, паршиво чувствовать себя единственным стариком среди молодых.

– Можно взять бумагу и карандаш? – спросил я.

Он указал на шкаф:

– Бери. Только не много.

Я взял один лист и карандаш и, поблагодарив, торопливо вышел.

Когда я прибежал в нашу палатку, Рен в ней не было. Я плюхнулся на землю и наспех нацарапал записку Тони. Пугать я никого не хотел, но повторенные дважды слова «не паникуйте» могли произвести обратный эффект.

Полог палатки дрогнул, когда я уже прятал сложенную записку в карман. На пороге появилась Рен.

– Салют, – сказал я, улыбаясь. – Как раз собирался тебя искать. Мы летим в Остин.

– Сейчас? – удивленно моргнула она, входя и усаживаясь на матрац.

– Ага. Спасибо, что застолбила мне место. Это толковая мысль.

Улыбка чуть тронула ее губы.

– Всегда пожалуйста.

– Ты сказала Рили, зачем это нужно?

– Нет. Он знает, что мы что-то задумали, но я не стала рисковать. Он не то чтобы горой за Михея, но все-таки многим рибутам наша затея не понравится.

– Ты так думаешь? – вскинул я брови.

– Мы ведь, получается, теперь за людей.

– Мы? – спросил я. – Значит, ты не против отправиться в города к ним на помощь?

Она поджала губы и уставилась в стену:

– Если ты пойдешь, то и я пойду, наверное.

Особого восторга в ее голосе я не услышал.

– Ты правда совсем не хочешь им помочь? – с досадой спросил я.

Это прозвучало жестче, чем я хотел. А может, я действительно осуждал ее.

Она со вздохом подтянула колени к груди:

– Ты был прав насчет того, чтобы предупредить Тони и Десмонда. Они помогли нам, и надо отплатить добром за добро. Но – нет. Я не горю желанием помогать людям, которые меня ненавидят.

– Нас ненавидят не все. Ты слишком плохо думаешь о людях.

Мой гнев начал просачиваться наружу, и я сжал кулаки. Да, она по-настоящему этого хотела. Уничтожить людей и защитить Михея.

– А ты – слишком хорошо! Недели не прошло с тех пор, как нас едва не растерзала толпа! А твои родители… – Рен вдруг осеклась.

– Не надо напоминать мне о родителях, – напряженно отозвался я. – У меня отличная память.

– Это я знаю. – Она смотрела в землю. – Вот и не понимаю, с чего ты так рвешься им помогать.

– А я не понимаю, как ты можешь поворачиваться спиной, когда есть возможность помочь. Не только людям, но и рибутам. Ты вычистила остинский филиал с помощью одного-единственного рибута. Одного, Рен! Ты представляешь, что можно сделать с сотней?

Она нахмурилась и не ответила.

– Они там умирают, а тебе наплевать? – Мне становилось все труднее говорить ровно. – Посмотри, что они сделали со мной. С Эвер. Мы можем положить этому конец.

Я сразу пожалел, что упомянул Эвер, – она взглянула так, словно я ее ударил. Наверно, я сделал это потому, что она припомнила моих родителей.

– Я не обязана спасать всех подряд.

– А кто же тогда?

– Это тебе позарез нужно всех выручить! Вот и займись. – Она сказала это почти шепотом, но была в ярости.

– Я хочу, чтобы мне помогала ты. Я хочу, чтобы ты захотела помочь.

После этих слов Рен подняла глаза и смотрела на меня так долго, что мне стало не по себе. Наконец она спокойно проговорила:

– Нет. Я не хочу помогать. – Она встряхнула головой и скрестила на груди руки. – Может быть, тебе лучше увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как тебе хочется.

Я моргнул, застигнутый врасплох.

– Возможно, такая, какая есть, я тебе не нравлюсь, – повела она плечами. – Не могу тебя упрекнуть.

– Что ты говоришь? Опомнись! – Я хотел взять ее за руку, но она отстранилась и встала. – Конечно же, ты нравишься мне.

– Почему? – Она посмотрела мне в глаза. – Почему ты так горюешь об убийстве одного человека, но тебе совершенно наплевать на то, что я убила десятки? Почему тебя не волнует отсутствие у меня угрызений совести? И то, что я пять лет послушно выполняла все приказы КРВЧ? Я делала вещи, о которых даже не рассказывала тебе, а ты взбунтовался за считаные недели, проведенные здесь. Почему меня это устраивало, а тебя – нет?

– Я… я не… – Нужных слов так и не нашлось.

– Пораскинь мозгами, – мягко предложила она.

Я не хотел об этом думать. Хотел просто обнять ее и сказать, что она мне очень нравится, а на все остальное мне плевать.

Только вот было ли мне действительно плевать?

Пригнувшись, она вышла из палатки, я не стал ее удерживать. Так и сидел на земле, пытаясь переварить этот разговор.

Я знал, что Рен убила столько людей, что мне было даже страшно подсчитывать. Некоторых она убила на моих глазах, чтобы спасти меня, и я не винил ее за это. Это была самооборона. Она не хотела никого убивать.

Как и я. Однако убил. И если судить ее за то, что она была вынуждена сделать, то не начать ли с себя?

«Мир не черно-белый, Каллум». Ее вчерашние слова вдруг стали понятнее мне. Я никогда не видел столько полутонов, сколько видела Рен, но, возможно, смог бы понять, почему она ставила себя на одну доску с Михеем. Почему не видела разницы между его убийствами и своими.

А может, ее и не было, этой разницы. Может, все мы были одинаковыми – Михей, Рен и я. Все мы убивали. Держу пари, что люди, взгляни они на нас троих, не нашли бы особых различий.

Невесело вздохнув, я вышел из палатки. Меня потряхивало. Я постарался не думать о том, какими глазами люди смотрят на рибутов, так как иногда все еще чувствовал себя человеком. Но одна мысль все же не давала мне покоя. Может, Рен права и они действительно не хотят нашей помощи.