Вадим Денисов - Антибункер. Погружение

Говорю же, Рэмбо. Только замученный и высушенный.

И поэтому нужно пожрать.

Бесполезная электропечка в одну конфорку действительно нашлась, почему-то в аптечном киоске. Зато там были круглые часы со стрелками, которые тикали, батарейка ещё не села. В ФАПе необходимые лекарственные средства содержались не только в специальном настенном шкафу, но и в фельдшерском наборе. Медикаменты же, подлежащие реализации хворому населению, были здесь, в аптечном пункте. Я мимоходом оценил скудное содержимое полок. Ага, выгребли все сердечные средства, анальгетики и жаропонижающее вроде имеются, подробней позже ознакомлюсь… Надо бы и себе аптечку скомплектовать.

Почти одиннадцать дня.

Спиртовку я искал гораздо дольше, обнаружив ценный прибор в самом углу медицинского шкафа, между клизмическими грелками и пластиковым мешком с банками. Спирт в небольшой бутылочке имелся, и я теперь точно знаю, почему местные, если они остались в этом, на первый взгляд вымершем посёлке, его не подрезали.

Боятся они сюда заходить.

Часы повесил в «неотложке», закинув неработающие на сестринский шкаф.

Все эти эволюции отняли у меня последние силы, и я, сидя в досмотровой, не шевелясь, зачарованно смотрел, как в стеклянной посуде закипает вода, как варится такой нужный сейчас каше-супчик. Хорошо бы пару таблеток вмазать супротив головной боли, только не стоит этого делать на пустой желудок, вдруг опьянею. По той же причине не покусился и на спирт.

Ложка была. Чайная, мельхиоровая, самый правильный вариант хлебала. В таком плачевном состоянии с количеством принимаемой пищи баловаться не стоит, хорошего помаленьку. Ею я и черпал густое и солёное варево, вяло прикидывая, чего на текущий момент добился. Выходило, что немногого. Одежды толковой нет, обуви нет, оружия тоже. ФАП был богат тем, чем и должен: приборами, аппаратами, наборами хрен поймёшь чего, медицинским инструментом, специализированной мебелью и оборудованием, дезинфекционной аппаратурой… И носилками для выноса трупов.

– Зато в штанах, с ножом и жив.

Упавшая в желудок жижа ударила по мозгам, словно снотворное выпил.

На кушетке спать жёстко, но я не смог себя заставить пойти в заразную комнату. Не хочу больше смотреть на эти страшные стены. Подушку возьму, а одеяло и тут есть.

Спать пора, Лёха, возьми свои три часика, пусть всё хоть чуть-чуть уляжется.

А потом иди дальше.

В сарае, что стоял во дворе медучреждения, я нашёл калоши, как раз моего размера.

Даже пообедать не успел, а уже разжился, сходил, называется, по малой нужде… Сарай был большой, абсолютно бестолковый в наполнении, но в чём-то даже интересный. По непонятной причине поселковые медики заполнили его необъяснимым хламом. Там хранился сельхозинвентарь, всякие навесные сеялки-веялки, полуразобранный мотоблок, три сломанных велосипеда, пара открытых самодельных охотничьих сейфов, таинственного назначения огромный железный бак с причудливо выгнутыми трубами, весь в ржавчине и заклёпках, штук двадцать оцинкованных шаек в стопке…

Не было лишь ничего медицинского.

Зато калоши нашлись, они лежали вместе со стопкой серых сплющенных валенок.

– Зима близко? – спросил я у верхнего валенка.

Лежите пока тут. А калоши хорошие, нужно лишь намотать портянки, которые я сделаю из отрезов вафельного полотна. Надеюсь, тут ни у кого нет идиосинкразии на белые носки, которые так любили носить некоторые кавказцы из числа базарных воротил?

– Купила мама Лёше отличные калоши. Пофорси, Лёша.

Подумав, прихватил с собой самую приличную косу из тех, что стояли в углу.

Кроме сарая во дворе имелись буйные заросли высохшего прошлогоднего сорняка, боковая калитка в сторону реки и что-то типа спортплощадки из турника, двух широких скамеек, столба с баскетбольным кольцом без сетки и сварной детской горки. Реабилитационный центр, понимаем…

Всегда найдётся кто-нибудь, любящий посоветовать человеку, только вставшему на ноги после тяжкой болезни, немедленно заняться лечебной физкультурой. Совет разумный, если дело касается, например, болезней опорно-двигательного аппарата. А вот после тяжкого гриппа физкультурить не стоит. После любого вируса не стоит, не надо торопиться – сам не заметишь, как схватишь осложнение на сердце или печень. На ногах еле стою!

Усмехнувшись и зажав калоши под мышкой, я с косой наперевес, словно сама Смерть, вышел через калитку, предварительно откинув кольцо из алюминиевой проволоки.

Оказывается, больничка стояла практически на берегу Енисея.

В одних местах обрывистый берег осыпался, в других порос травой. Чуть дальше в сторону посёлка виднелась лестница с перилами, ведущая к воде. Ещё дальше был крутой съезд для машин. Сейфов, в которых лодочники держат моторы и прочее добро, на берегу почти не было. В енисейских деревнях эти большие ящики на постоянку не ставят, снесёт в паводок или льдами по весне срежет. Однако некоторые в сезон привозят, на прицепах. Пятёрка разномастных будок держалась особняком, напротив них у воды три дюралевые моторки, на двух даже моторы на транцах…

Рядом с ними в рядок стояли четыре «илимки», или «деревяшки» – остроносые дощатые лодки, плоскодонные, быстроходные и вместе с тем вместительные. Чаще всего такими пользуются староверы для перевозки грузов, заброски продуктов в свои потаённые зимовья, расположенные в верховьях притоков. За счёт своего размера и формы длинная и очень грузоподъёмная «илимка» легко проходит там, где обычная дюралька стопудово застрянет. Транец у «илимки» высокий, сапог мотора сидит неглубоко, винты часто защищены самодельными масками. Универсальный транспорт.

Два брошенных одноосных прицепа. Автомобилей нет.

Типового дебаркадера или плавучего причала-платформы посёлок Разбойное не имел, значит, большие суда сюда не подходят. Груз перетаскивают лодками, а пассажиров из числа местных жителей на проходящие суда забрасывают без остановки, прямо в движении, известная практика.

За спиной лежало незнакомое поселение без признаков жизни и суровая сибирская тайга, начинающаяся сразу за крайними домами – всё это надо бы осмотреть первым делом, но я был не в силах оторвать глаз от берега и водной глади. Возле стоящего у ФАПа остова «Волги» что-то треснуло, я быстро оглянулся. На жестяную крышу приземлилась кукша, похожая на сойку таёжная птица, серовато-бурая с рыхлым пушистым оперением. Сойка, наклонив крупную голову, с интересом смотрела на меня. Пусть сидит, знаю я их, сразу даст знать, если кто-то приблизится.

Вот ведь куда угораздило…

Берег являл следы панического, беспорядочного бегства.

Люди в спешке грузились на попутные баржи или же специально присланный пароход. Кто-то сдуру тащил с собой даже мебель, самые напуганные бросали вообще всё, включая лодки и машины. В пятидесяти метрах по берегу на самом краю обрыва лежала груда папок и перетянутых шпагатом связок документации.