Вадим Денисов - Антибункер. Погружение

– Неужели все вокруг озверели, Исаев?

Я напрягся. Уверен ли ты сам, товарищ старший сержант, в том, что собираешься ей сказать? Наверное. С трудом разлепив губы, ответил:

– Частично так, Катя. Озвереет тот, кто остался в бункере. Кого переклинило на своих липких страхах и мечтах об абсолютной безопасности. Эти люди быстро сбросят в мусорное ведро остатки привычной морали и нравственности. Они будут безжалостны к другим, поначалу оправдывая своё поведение жизненной необходимостью. А потом и оправдываться не надо. Решив стать падальщиком, ты приобретаешь и нравы падальщика. Основная питательная среда падальщиков – молодёжь. Много её в Красноярске?

– Я слышала, что только в Сибирском федеральном университете учится сорок тысяч студентов, а в общем в городе их больше ста пятидесяти тысяч.

– Вот… Среди молодняка в почёте нахрап и лихость, безбашенность. А есть ещё такое явление, как выживальщики с их идеологией бункера. Но я надеюсь, что таких людей и общин будет не так уж и много, а время ещё сильней подкорректирует пропорцию. Потому что падальщиком, причём не естественным, то есть ориентированным на невозобновляющиеся ресурсы, долго прожить нельзя. Я ведь уже говорил! Постоянные столкновения, болезни, в том числе и психические, увеличивающийся радиус поиска – факторы хреновые. Больше скажу, пройдёт год, от силы два, и состоявшимся кластерам придётся формировать отряды охотников, которые будут находить и выкуривать оставшихся нелюдей-мародёров.

Она обхватила себя руками за плечи, как будто замёрзла. Заострившиеся черты лица свидетельствовали о большом нервном напряжении. Так бывает перед атакой.

– Скажи честно: ты успокоить меня решил или действительно так считаешь?

Я опять задумался.

– Да, считаю. Подумай сама, с чего бы звереть, к примеру, Осипу Каргополову? Староверы выбрали позитивный сценарий, созидательный. Мы, я надеюсь, тоже.

Ветер стих, роняя мусор на асфальт, и мы опять почувствовали слабый сладковатый запашок. В новостройках, где огромные торговые центры стоят на удалении от проезжей части улиц и магистралей, с вонью чуть полегче. Но в старом городе, где небольшие магазинчики с отключенными холодильными установками находятся в десятке метров от осевой, запах гниющей плоти был гораздо сильней. На проветриваемых местах трупы и остатки органики, скорее всего, уже разложились полностью или были уничтожены воронами, собаками и кошками… В камерах промышленных холодильников гниль будет лежать до тех пор, пока не отвалятся проржавевшие двери. Долгая история, нескоро бывшая столица сибирского края станет пригодной для проживания.

– Там большой парк рядом, с аттракционами. И здание администрации, а в проезде стоит памятник Дзержинскому, – вспомнила Глебова. – Это дальше, не проехали.

– Правильно, едем к начальнику ВЧК. Сидеть – оно, конечно, хорошо… Гляну, что за углом, не хочу больше нарываться. А ты жди сигнала.

Пройдя по правой стороне улицы, я выглянул и тут же отпрянул, оглянувшись на стоящую поблизости машину. Екатерина, открыв водительскую дверь, внимательно смотрела на меня. Я показал руками нижние ножницы, а потом опустил большой палец вниз – задница, опасность! Катя выскочила. Молодец, со стволом.

– Тихо будь. Глянь справа.

Она осторожно высунула голову, присмотрелась, шевеля губами так, словно пересчитывала, и выдохнула:

– Собаки…

– Не только.

Большая стая молча сидела возле одного из домов полукольцом, задрав голову к окнам. Наверняка они появились недавно, когда стрельба стихла. Сводный отряд, породы самые разные, но все средние и покрупней, хилых малоросликов сами же сожрали. Быстро они набежали, резко… Хищники словно ждали, когда им под лапы кто-то свалится. Никто не лаял. Вожаков было двое: седой алабай и овчарка размером с телёнка, держатся очень уверенно – хозяева мёртвых улиц…

Ясно было, что одичание состоялось, человек им нужен исключительно в качестве добычи. Эти зубастые твари не будут попрошайничать и умильно заглядывать в глаза, зато точно схряпают тебя при первой же возможности. Много их, штук двадцать. Старики, говоришь? Попробуй тут, выйди на улицу! Только внутри автомобиля, только с защитой! Я ещё раз оглянулся – машина рядом, двери открыты, так что успеем драпануть с запасом.

Вдруг что-то там лязгнуло, громыхнуло, с силой ударившись о тротуарную плитку, пыль поднялась облаком ввысь, и в ней, быстро затихая, возник предсмертный вой раненого зверя. Да это же телевизор взорвался, старый, ламповый!

Бух! Ещё один предмет полетел вниз! Промазал метатель! Псы, подлетевшие было к луже крови, растекавшейся возле поверженного товарища, вовремя расступились.

Через пару секунд в проёме окна очередного исторического здания наискосок от нас появился силуэт человека. Синяк спокойно уселся на подоконник, нагло свесил ноги в растоптанных кроссовках и дразняще помахал одной. Свора нервно заметалась, подвывая от злобы и алчности.

– Херцы-берцы, да он охотится, Катя.

Сюрреализма сцене добавляли синтетические пальмы в кадушках, расставленные тут и там на тротуаре. Хотел бы я посмотреть на чиновника, придумавшего этот пластиковый колхоз.

Отважный синячина был полностью одет, и опознать его можно было только по дикому облику. Заросший, грязный, с особым выражением лица – удивительно спокойным, даже отстранённым, когда он не видит нормального человека, конкурента в борьбе за доминирование в этом новом мире. Собачки для него – корм, источник свежего мяса, не испорченного гниением животного белка.

Я чувствовал, что в голове закипает. Немыслимо это – наблюдать за столь странной и страшной охотой. Синяк повернулся спиной и сделал вид, что собирается прыгнуть вниз, стая тут же собралась для ловли. И тут он ловко развернулся, в руках сумасшедшего оказался кирпич, с огромной силой пущенный им точно в цель! Страйк! Ещё одна псина! Я быстро глянул на бледную Глебову – та, сидя на корточках, глядела на бойню как загипнотизированная.

– Да сумасшедшие ли они? – прохрипел я.

Катя энергично кивнула. Чему?

Ну их к лешему, пожалуй, стоит этот замес объехать по Ленина, не наша проблема.

Но синяк распорядился судьбой по своему усмотрению. Встав во весь рост, он громко завыл – точно так же, как ревели его соплеменники в Енисейске. Эхо, отражаясь от стен, понеслось по проспекту.

– Твою мать!

Если он рявкнет ещё раза три, то в короткий срок в округе соберётся целая орава таких же чертей, которые, ничуть не опасаясь псарни, зажмут бегающую еду в кольцо. Классическая замануха в сочетании с загонной охотой. Учитывая, с какой точностью синяки научились бросать в цель убийственные предметы, завидовать собачкам не приходится. Шести-семи помощников синяку хватит. А нам тут работать, между прочим.