Владислав Выставной - Кремль 2222. Киев

– Еретическое учение автора призвано обмануть доверчивого отрока, – медленно прогуливаясь между рядами, вещал наставник. – Лживые описания якобы «светлого» будущего обещают рай на Земле, что есть не что иное, как дьявольский промысел. Ибо мы на Земле испытаний и страданий ради, призваны биться с силами тьмы ради очищения душ от скверны и приобщения к миру вечному…

Лишь недавно, из случайно найденных текстов, Книжник с изумлением узнал, что в древней литературе существовал целый жанр, именуемый научной фантастикой, – тот самый, что не имел границ и преград и позволял читателю погрузиться в бесконечный и прекрасный мир Мечты. Тогда же, с ледяным холодом в сердце, он понял, в каком мире, с точки зрения древних, живет он сам, вместе со своими друзьями и близкими. Этот мир, который казался ему естественным и вообще единственно возможным, именовался предкамипостапокалипсисом – то есть тем, что осталось на Земле после наступления Конца Света. То, что было для предков кошмарным сном, для нынешних поколений стало реальностью.

Пережив легкий шок, Книжник постепенно научился отличать выдуманные книжные миры от более-менее реальных и перестал изучать девятнадцатый век по Жюлю Верну, а двадцатый – по Александру Беляеву. Впрочем, от этого не перестал любить их книги, наполненные свежими ветрами, романтикой и невероятной, заразительной жаждой жизни. Наверное, такие книги и заставили его однажды отбросить покой и безопасность и отправиться в неведомое за Кремлевские стены.

Встретить в этом железном чреве бронепоезда такие сокровища было просто подарком судьбы. Здесь были великолепные издания, каких не встретишь и в кремлевских Хранилищах Знаний.

Вот Достоевский – почти полное собрание сочинений, лишь пары томов не хватает. Черное, с полустершимися золочеными буквами на обложке. И бумага – белая, словно не было этих двух сотен лет с момента, когда листы покинули печатный станок. Когда-то Книжник заставил себя прочесть «Преступление и наказание» – от корки до корки, давясь и мучаясь от непонимания и неудобоваримых предложений. Он словно попал в текстовую ловушку – книга не отпустила его, пока он не дошел до финала. И еще долго пытался разобраться в прочитанном, даже кричал по ночам в семинарской келье. Невероятный опыт – словно путешествие на машине времени через туннель, наполненный привидениями.

Или вот Гоголь – том сам раскрывается в руках на потрясающем и страшном «Вие». Казалось бы, в лютых московских развалинах доводилось видеть всякое, но даже теперь читаешь – и мороз пробирает. Вот она, сила слова, доставшего тебя из глубины веков!

Вот Чехов с собственным портретом на обложке. Удивительное лицо, каких не встретишь теперь, и это нелепое пенсне… Чехова Книжник не понимал, сколько ни пытался разобраться в забавном витиеватом слоге. Душой чувствовал, что написано здорово, – а смысл большинства текстов ускользал от понимания, хоть тресни. Чеховская эпоха ушла безвозвратно со всеми ее тайными смыслами.

А вот Пушкина он любил. И теперь бережно поглаживал неплохо сохранившийся томик – похоже, его не брали в руки все минувшие столетия. А напрасно – даже теперь, лет четыреста спустя, его слог струится легко и звонко, достигая темных закоулков души. Пушкина любили даже сухари-наставники, правда, не за чудесный язык, а за повод заставить семинаристов зубрить эти бессмертные стихи. Что в свою очередь вызывало у большинства школяров угрюмую ненависть к поэту.

А за этот увесистый том Шекспира Книжник готов был убить или пойти на какое другое тяжкое преступление. Просто потому, что в семинарской библиотеке Шекспира не было. Был единственный том в Хранилище Памяти, но держали его за семью печатями, да и по содержанию он значительно отличался. В этом же, помимо нескольких знаменитых пьес, были сонеты. Книжник читал о сонетах Шекспира у других авторов, но никогда – в оригинале. И сейчас жадно впитывал глазами строки, беззвучно шевеля губами.

С трудом заставив себя оторваться от чтения, поклонник Шекспира закрыл том. Великого драматурга придется оставить на потом, сейчас нужна совсем другая книга – куда более приземленная, но невероятно важная. Чудо, что и такая нашлась в этой библиотеке.

Поискав глазами, Книжник увидел тусклый корешок и улыбнулся: выходит, память не подвела его, и он ему не привиделся.

Атлас. Когда-то обыкновенная скучная книжка, даже архаичная на фоне электронных устройств, что, как говорят, когда-то пришли на смену бумаге, едва не вытеснив ее полностью.

Сейчас же ценность этой потрепанной книжки в гибкой обложке невозможно даже представить. Карты местности, схемы территорий – все это на вес золота, ведь эта информация дает преимущество в бесконечной войне за ресурсы. Выбравшиеся на поверхность земли после столетней «ядерной зимовки» остатки человечества активно осваивали уцелевшее наследие предков, конкурируя с жадными мутами, не менее ревностно претендовавшими на оставшиеся ресурсы. Конечно, изуродованный Последней Войной лик Земли мало соответствовал начертанному на старинных картах, но знающему человеку не составляло труда разобраться, что к чему. И он, Книжник, безусловно, был одним из немногих «знающих».

Семинарист медленно опустился в кресло, раскрыл перед собой ветхую перекошенную книгу. Краски на некогда ярких картах давно потускнели, но это ничуть не мешало делу. Полистав плотные страницы, семинарист без труда отыскал нужную. Масштаб, конечно, не очень детальный, но все, что нужно, здесь было. А именно – густая сеть бледных линий.

Железные дороги.

– Однако… – пробормотал Книжник, водя пальцем по развороту. – Это где ж мы теперь?

Вопрос был хороший. Он по наивности ожидал увидеть одну-единственную ветку, уходящую на запад. Здесь же был нанесен целый клубок «ниток», оплетавших огромную территорию – некогда густо населенную, теперь же превратившуюся в пустыню. Легкий холодок пробежал вдоль позвоночника: все это походило на огромный лабиринт. Не хватало только заблудиться в незнакомых местах. Главное, никто не знает, какие участки рельсов уцелели, а какие давно сгнили.

– Не было печали… – проворчал парень.

Прикусил губу. Куда же ехать, а?

В задумчивости выдвинул ящик стола, сунул в него руку. Ладонь сама легла на ребристую рукоять. Вытащил и с удивлением уставился на огромный уродливый и одновременно эффектный пистолет. «Маузер»! Любимое оружие Пузыря – наверное, забытое здесь в спешке. Вот это подарок! Рассеянно вытащил и положил на стол початую коробку с патронами.

Неплохо. Эта штуковина лишней точно не будет.

«Маузер» лег поверх карты. Книжник задумчиво разглядывал получившуюся композицию. Ствол старинного оружия железным пальцем недвусмысленно указывал на запад. Резко поднявшись, парень захлопнул атлас, использовав пистолет вместо закладки. Решительно выдвинулся из-за стола и, сунув атлас под мышку, покинул командорскую каюту.