Дмитрий Заваров - Дороги Зоны. Герои поневоле

– Не путай черты характера и инстинкты. Волк нападает на жертву не потому, что он сильный и смелый. Волки, кстати, трусливые животные. Он нападает потому, что по-другому жить не умеет. Потому что – инстинкты. Его можно приручить и держать за собачку. До тех пор, пока ему не представится возможность напасть – в тот момент, когда ты ослабишь поводок. Он это сделает, даже если сыт. И в стаи они сбиваются не от любви друг к другу – так проще выжить. Их поведение предопределено инстинктами.

– Знаешь, – Шаман как-то помимо воли втянулся в разговор, – используя твою метафору, волками волков сделала жизнь. Эволюция. Вот ты, небось, вырос в цивилизации, ходил в нормальную школу, институт закончил… И предки твои до десятого колена. Ты знаешь историю их народа и знаешь, какую роль там сыграли мы. Нас туда никто не звал. Наши тоже уходили в партизаны, когда пришли немцы, потому что это как раз логично – защищать свою землю. Наших, по-твоему, тоже надо было уничтожать?

– С позиций немцев – да. Что они, кстати, и делали. Это ты к чему?

– К тому, что как-то… нагло это: прийти к другим и диктовать свои условия.

– И что с того? Какое мне дело до этого? Мы взяли эту землю по праву сильного, а когда понадобилось навести порядок – вдруг вспомнили о гуманизме.

– Ну сейчас-то там более-менее порядок.

– Да ну? Просто поводок туго натянут. И кормят так, что брюхо поднять трудно. Зачем тебе в хозяйстве волк? Дом сторожить не оставишь – его самого сторожить надо, чтобы не стал коров резать. И приказы будет исполнять, только пока видит занесенную над собой палку. Какая от него польза?

– Это все логично, пока ты говоришь про волков. Но мы все-таки говорим про людей.

– А что такое человек?

– Двуногое животное без перьев, – ухмыльнулся Шаман.

– Нет, солдат. Человек – это животное, в поведении которого разум преобладает над инстинктами. Которое, пусть даже и на миг, но способно осознать, что жрать и размножаться – это еще не все. Которое в промежутках между жратвой и размножением может летать в космос, где жрать очень невкусно, а размножаться не с кем.

– Дедушка Фрейд все равно свел бы это к «жрать и размножаться».

– Дедушка Фрейд пытался объяснить потребности разума с позиции выгоды. Это свойственно его народу. Кто виноват, что выгоду эту он видел только в «жрать и размножаться»? А отказаться от категории выгоды он не мог – тогда бы пришлось вводить «искру божью». Так вот, этой «искрой божьей» я, вслед за прадедушкой Кантом, считаю способность человека к творчеству как невыгодной противоположности «жрать и размножаться».

– Ну тогда тебе нужно признать, что наибольшая концентрация «божьей искры» содержится как раз в представителях народа дедушки Фрейда.

– Это не так. Они ее давно потеряли и теперь усиленно ищут. Пытаются заниматься творчеством – и доводят идею до абсурда. Хватают творения других – и разбирают на составляющие, разрушая суть. Это то самое проклятие за распятие Бога, сиречь – потерю «искры».

– «Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут», – ехидно заметил Шаман, с интересом разглядывая Седого.

– Если не умный, то как минимум начитанный, – похвалил сталкера Седой. – Приятно общаться с интеллигентным человеком.

В кармане полковника звякнул сигнал телефона. Он быстро достал трубку с толстым обрубком антенны.

– У аппарата, – выслушав собеседника, полковник недовольно посмотрел на Шамана. – Твои не пускают моего бойца обратно, держат под стволами.

– Дай сюда, – Шаман взял телефон. – Передай трубку сталкеру в шляпе. Да, я. Все нормально. Проводите во двор. Нет. Сейчас спустимся. Отбой.

– Чего это они? – поинтересовался Седой, пряча аппарат в карман.

– А ты как хотел? Слить контакты сталкера неизвестно кому. Не по-нашему. Чувствую, будет мне за это. Пошли.

Они вышли из кабинета, прогремели по решетчатому перекрытию и спустились по сварной лестнице в большой пустой ангар – в углу, покрытый толстым слоем пыли, стоял армейский «КамАЗ» с выбитыми стеклами.

– Ездит? – полюбопытствовал полковник.

– Так ты мне лучше про убийство детей закончи, а то как-то мы не туда свернули.

– Не так уж и свернули. Люди, живущие инстинктами – угроза цивилизации, то есть «человеку разумному». Они всегда и везде враждебны нам. Как минимум – будут паразитировать на обществе. Как максимум – уничтожат. Это если хватит сил. Они, как все паразиты, не осознают, что смерть носителя означает и их смерть. Поэтому, чтобы защитить цивилизацию, я готов уничтожать даже щенков.

– Мой сын для тебя, получается, тоже щенок?

– Нет. Но вы, сталкеры, угроза цивилизации. Тоже своего рода волки.

– А ты?

– Я скорее волкодав, если уж мы продолжим метафору. Слуга человека.

– И готов убивать даже человеческих детей?

– Готов. Но только тогда, когда это оправдано.

Они вышли во двор, захламленный, утыканный по периметру забора бетонными коробками гаражей. С двух сторон, по углам, торчали дозорные вышки, огражденные проржавевшими металлическими листами. На вышках виднелись головы сталкеров, наблюдающих за Зоной. Накрапывал мелкий дождик, и где-то за углом ангара капли с мерным звоном били по железу.

Полковник вдохнул полной грудью.

– Сейчас бойца приведут, – сказал Шаман.

– Не завалят твои тебя? Может, коль так сложилось, попробуешь обратно, к сыну? Помогу, чем смогу.

– Он меня не помнит и не знает, – ровным голосом ответил Шаман.

– А письма?

– Письма жене. Попросил, чтобы адрес был на имя сына.

– Извини.

– Ничего.

– Правда извини.

– Правда ничего. Твои-то где?

– Убили, в Грозном. В девяносто пятом… Когда волкам ослабили поводок.

Это болото всегда раздражало Зубра обилием звуков – вокруг непрерывно что-то чавкало, булькало, хрустело и шуршало. Рефлексы рвали сознание на части: хотелось одновременно стрелять, прятаться и бежать, кидая за спину гранаты – в Зоне любой звук почти всегда сигнализировал об опасности. Такое уж это было место – именно тут жил Доктор, и именно он был нужен Зубру.

Еще не так давно здесь рос обычный лес, о котором напоминали полусгнившие стволы деревьев, торчащие то тут, то там среди зарослей ивняка. По непонятным причинам этот участок леса, расположенный, кстати, на возвышенности, вдруг оказался затоплен. Впрочем, в Зоне очень многое происходит по непонятным причинам. Лес почему-то превратился в болото, на болоте почему-то поселился Доктор, которого почему-то не трогают мутанты. И никого это почему-то не удивляло.

Зубр пробирался сквозь кустарник, стараясь не сильно шуметь, что было почти невыполнимой задачей: сапоги выходили из коричнево-зеленой жижи с характерным чмоканьем, от которого сталкер каждый раз морщился и оглядывался по сторонам. Ствол автомата послушно следовал за взглядом.