Никита Аверин - Метро 2033: Крым-3. Пепел империй

– Вижу противника. Уходите к лодке, я действую.

В нос ударило смрадом тлена и гнили. Карачун дал очередь из автомата по псевдоподиям, и тварь замерла, будто бы даже втянув отростки. Он успел улыбнуться, и тут слизняк, будто переварив пули, попер в наступление. Скорость резко увеличилась, но между стволами и корнями по-прежнему мелькали лишь фрагменты, и тела, центра не было видно. Карачун понял, что швырять гранату вслепую – значит, еще больше раззадорить тварь.

Если она движется, тем более, к определенной цели – у нее должен быть если не мозг, то аналог. Его и предстоит поразить.

Оставив на земле ненужные шлем, автомат и огнемет, листоноша ухватился за ближайшую лиану и шустро, как мог, полез наверх. К счастью, ветки растений сплетались, образуя если не сплошной ковер, то сетку, по которой можно было сносно передвигаться, посматривая вниз, на биомассу.

А посмотреть было на что. Неровный, тоньше у краев и чем ближе к бывшему фонтану, тем толще, ковер киселя шевелился, обтекая большие деревья и подминая более мелкие. Растения покачивались и, как показалось Карачуну, постепенно утрачивали блеск и упругость листьев, будто их высасывали.

Он приказал себе не отвлекаться и полез вперед, к чаше заброшенного фонтана.

Ноги скользили и воняло все интенсивнее, но Карачун не останавливался. Вот показалась знакомая поляна…

Биомасса – или кисель – или каша – вздыбилась грибом. Листоноша даже не сразу понял, что за покачивающийся белый столб перед ним, а когда понял – обомлел. Не было в нем ничего от животного, и единственное, что действительно напоминала тварь – ножку поганки, пораженной плесенью. Вырост был далековато, не добросишь гранату, и стволы деревьев мешали – был риск, что снаряд отскочит… Карачун медленно, на выдохе, произнес все, что думал о блудливом мицелии, породившем такое плодовое тело, и начал карабкаться дальше. Он полз осторожно и осмотрительно, шипя сквозь зубы и примериваясь: пора ли уже бросать гранату? Не пора ли?

А еще он надеялся, что друзья ушли далеко. Эта надежда поддерживала, не давала рукам дрожать и запрещала думать о будущем.

Граната была самодельная, изготовленная после Катастрофы, и потому Карачун даже примерно не представлял радиус ее действия. Понятно, что засандалить бы ее в самый центр ползучей дряни, но как бы при этом самому не пострадать. Карачун не особо верил в то, что выйдет из переделки невредимым, но был оптимистом по природе.

Наконец, он достиг дистанции, с которой ничто не мешало добросить гранату. Сероватый вырост, весь покрытый пузырями и будто бы язвами, покачивался метрах в пяти. Карачун тяжело сглотнул – слюна стала вязкой, и нос заложило, надо полагать, милосердно, чтобы зловоние не добивало. Зачесалось лицо, начало печь руки. Карачун, правой рукой уцепившись покрепче, стянул зубами защитную перчатку с левой. И его тут же прошиб холодный пот, и такое отчаяние взяло, что пришлось закусить губу, чтобы не заорать.

Кожу покрывали язвы – как будто плеснули кислотой или щелочью, и состав разъел кожу до самой соединительной ткани. Карачун зажмурился. Значит, он все-таки заразился. И скоро умрет. Проверять, насколько мучительно, ему не хотелось.

– Ну, каша, посмотрим, как тебе это понравится, – пробормотал листоноша и выдернул чеку. – По крайней мере, теперь я точно знаю: заразу разносишь ты.

Он последний раз посмотрел на синее небо, видное в переплетении ветвей и, по-обезьяньи оттолкнувшись, прыгнул вперед, прямо в центр субстанции.

Воловик и Зиняк дотащили упирающуюся и ревущую от злости Бандерольку почти до берега, когда услышали взрыв.

Они обернулись – из центра города поднимался столб жирного чадного пламени.

– Как думаете? – начала Бандеролька, осеклась и села – ноги не держали.

Воловик пнул стену ближайшего дома и выругался. Зиняк, не отрываясь, смотрел на дым, потом задумчиво произнес:

– Светлая память Карачуну. Хороший был листоноша. Хочется надеяться, он сделал это не зря.

До вечера Бандеролька с севастопольцами сидели на берегу, у лодки, и жгли костер. Признаков заражения у них так и не появилось, и уже в сумерках они причалили к стенам Острога. Дозорные встретили их тревожными новостями: во-первых, на остров прибыли нежданные гости, жаждущие повидать главу листонош, а во-вторых, буквально час назад один мальчишка-рыбак свалился с признаками эр-чумы. И, самое страшное, рыба, которую он вытащил, тоже была больна – вся в язвах, ни с чем не спутаешь.

Зараза попала в воду.

Этот совет не походил на прошлый. Бандеролька еще не оправилась после гибели Карачуна, как сейчас стало видно – бесполезной. И все понимали, сочувствовали, но не могли скрыть разочарование и страх – если вода в реке отравлена, Острог обречен.

Кроме Бандерольки, Кайсанбека Алановича, Телеграфа и Контейнера, и уже привычного Триумвирата с Раисом, в зале Совета находилась незнакомая и крайне расстроенная команда. Грызла ручку рыжеволосая кудрявая красавица, бурчал себе под нос крепкий, почти квадратный казак с прической-оселедцем, а щуплый брюнет с выдающимся носом что-то рассматривал на потолке.

– Верховцев, – буркнул невыразительный сутулый тип с морщинистым лицом, седым ежиком волос и черной повязкой через правый глаз, – доктор Верховцев. И мои ассистенты. Марика, – указал на рыжую, – Влад, – ткнул пальцем в квадратного, – и Игорь.

Со стула он даже не поднялся и руки не подал. Ассистенты Верховцева дружно вздохнули. Бандеролька, вопросительно подняв брови, глянула на Ольгу – она, как и другие жители Острога, присутствовала на Совете в защитном костюме. Та пожала плечами:

– Доктор принес плохие новости. Сегодня день плохих новостей.

– Да. – Доктор вздохнул и уставился в стол, потом сделал над собой усилие, встряхнулся и вскочил. – Листоноши? Очень хорошо. Вы мне нужны. Вы знаете про Бункеры Возрождения?

– Предположим, знаем, не настолько мы жалкие и ничтожные личности! – возмутился профессор Кайсанбек Аланович.

– Поэтому я вас ждал. Не хотел объяснять… Вы же искали бункеры, да? Пошта искал.

– Пошта мертв, – сказала Бандеролька.

Доктор вздрогнул и всплеснул руками. Взгляда он, правда, по-прежнему не поднимал.

– Жаль. Перспективный, отчаянный… Очень жаль. Мои соболезнования нам всем. Наша команда… Я хочу извиниться. Да! – Он вдруг выпрямился и уставился на Бандерольку повязкой. – Наша команда должна извиниться перед всем обитаемым миром. Потому что мы… Нет, я решительно не могу, не могу это произнести!

Он обхватил голову руками и забегал по залу.

– Потому что мы уничтожили Бункер Возрождения, – промолвил Игорь, по-прежнему глядя в потолок.