Вадим Денисов - Идущий на Север. Долина Башен

Они не отступятся. Я кивнул.

– Подождите!

Мы недоверчиво глянули на девушку, опасаясь нового подвоха, но, поскольку глаза её были серьёзны, развернулись. Как жаль, что река не подходит к далёкому Балместри, не отправить её домой…

– Скажите, а столица присылает в города ревизоров? – спросила она.

– Ну да, присылает, чиновников из палаты сборов, – вспомнив, ответил я. – Как раз осенью. Они едут по городам и проверяют правильность расчёта налогов, уплачиваемых в столичную казну.

– Потому я и решила сказать! Ты говоришь, едут по всем городам? Тогда почему они не остановились в Бикаде и в Грандуре, ведь дело-то не быстрое? Во всяком случае, я их не заметила, да и вы не рассказывали, а ведь личности приметные.

– Кого ты имеешь в виду? – не выдержал Геллерт.

– Тех двух чиновников в чёрных костюмах, которые были с нами во время нападения призраков на таверну…

– «Старая Берлога» – обречённо произнёс я.

– Да! Я видела их на улице, когда ходила к галантерейщику.

Помнится, у меня была мысль, что они стали жертвами грабежа.

Куда там… Похоже, размечтался. Как бы теперь другие не стали их жертвами.

– Пора на аудиенцию, парни, события торопят!

Снег выпал.

Белые пятна раскинулись по земле.

Уходящая осень ещё пытается сопротивляться, снег нехотя тает – на улице около ноля, – но с серого неба постоянно валятся всё новые и новые заряды, тяжёлые, напитанные влагой снежинки летят отвесно, густо, неумолимо… Зима, спустившись с высоких гор, берёт своё и на равнине, осень проигрывает.

В салоне тепло, даже слишком, парки висят на крючках, из-за чего часть окошек закрыта. Тёплые штаны надевать рано. Но на облучке уже долго не посидишь, если только у тебя нет огромной медвежьей полости, как, например, у Гики.

Город остался позади. Какое-то время дилижанс тащился по дороге вдоль реки, пока не показался перекрёсток с полуразрушенным каменным столбом. Я даже с картой не сверялся, нам налево.

Это очень древняя дорога, наверное, потому и вымощена. Кое-где она заплыла потёками глины, есть и совсем чистые участки. На брусчатке след тает быстрей, в лесу копится между деревьями, сжимается, устраиваясь там надолго. Колёса стучали по камням, дилижанс то и дело било в мелкой тряске. Грустно как-то.

– Хороший город Элон, мне понравился, – неожиданно вспомнил Геллерт, вздохнув. Надо же, и его проняло.

Я оглянулся. Несмотря на раннее утро, на башнях Элона призывными маяками горели огни – видимость неважная, возможным путникам нужен маяк.

– А я стихи сочинила! – сообщила Лана. – И музыку.

– Вот это да! – обрадовался воин. – Стихи! Музыка! То есть это настоящая песня? Очень уважаю, читай!

– Марк, а тебе неинтересно?

– Отчего же, с удовольствием послушаю, меня Пречистый Ванк такими способностями не наградил… Гика! Отвлекись, послушай тоже!

Чуть скрипнула, приоткрываясь пошире, передняя дверь. Ничего, пусть проветрится.

– Но я сочинила только один куплет и припев!

– Остальное приклеится, – пообещал я. – Мы слушаем, дорогая.

Табуретки не было, и девушка начала напевать с места:

Все захлопали. Жиденькие аплодисменты, зато от души.

– Чок-в-чок! Отлично спето, милочка, клянусь моим эфесом! – восторженно заорал охотник за головами. – Ничего себе, у нас в отряде есть певица! Не раз я слышал по вечерам в кабаках разные песенки: солдатские и рыбацкие, пошловатые и слезливые, про великие битвы и про скучающих у очагов матерей… А уж сколько их про несчастную любовь! Но эта – просто замечательна!

– Действительно, Лана, песня отличная, – сказал я. – И мелодия очень хорошая, пусть я и не очень в них понимаю… Ты молодчина!

– Лучшая из всех, что я слышал, – оценил Гика. – Она про нас всех. Чтобы понять её соль, надо самому сидеть на облучке, смотреть вдаль и находиться на чужой земле. Хозяин, тебе стоило купить девочке мандолину.

– Так кто же знал!

Взволнованная Лана стремительно краснела, было видно, что искренние бесхитростные оценки друзей пришлись ей по сердцу.

– Я прямо засмущалась…

– Все-таки удивительно, – не мог успокоиться Геллерт Де Вельд, – как Пречистый Ванк выбирает достойных, даря им такой божественный дар? Ну, посмотрите на меня! Велики ли мои умения? Крепко ударить мечом, вовремя закрыться щитом, пустить коня вскачь, вот и вся поэзия с музыкой!

– Голову кому-нибудь свернуть набок, – подсказал я.

– А! Хитро ли, даже ты сможешь, – небрежно отмахнулся воин. – Я ведь и писать толком не умею.

– Хочешь, научу? И быстро. Я умею! – предложила Лана.

– Ты не шутишь? Марк тоже, помнится, обещал, да ему всё некогда, весь в заботах и поисках, он же у нас учёный…

– Ничуть, можем начать прямо сейчас, всё равно делать нечего.

– Годится, согласен! – воскликнул обрадованный гигант и полез в свою сумку, где у него лежали бумага и грифель.

Я отвернулся и принялся смотреть в окно.

Слева к заброшенной дороге примыкало далеко раскинувшееся кладбище.

В городах оно чаще всего располагается на окраине или в центре города, реже – сразу за крепостной стеной. Не самый лучший вариант, но горожане хотят видеть родные могилы поблизости. Капище постепенно растёт, расширяется, пока не вступает в прямой конфликт с зоной жилой застройки, которой тоже требуется экспансия. Понятно, что живые люди свои интересы отстаивают гораздо лучше, нежели покойники; когда дома начинают подступать вплотную к могилам, делая дальнейший рост кладбища невозможным, усопших начинают хоронить в уже занятых местах. Бывали случаи, когда между погребениями в одной и той же могиле едва истекало полтора десятка лет… При новом погребении кости прежнего жильца вытаскивают и переносят в специальное подземное хранилище.

Видно было плохо, я надел парку и выбрался к Гике, усевшись рядом.

От некогда высокой каменной ограды остался лишь еле угадываемый контур. Ворот нет, остались лишь два столба метровой высоты. Большей частью над местами упокоения лежат толстые каменные плиты – здесь большие, массивные. Есть ли там надписи в духе: «Да почивает в мире»? И на каком они языке? Теллины говорят, что это капище к ним не имеет никакого отношения…

Ненавижу средневековые кладбища, жутко там!

Жутко в любое время года и дня, при любой погоде, с народом и без. На кладбищах водится нечисть. Что на Земле поддерживается страшилками и кошмарами, сценаристами и писателями, здесь – пугающая явь, периодические личные наблюдения. По какой-то причине привидения очень любят капища. И не только привидения… Тем не менее в местах захоронений нечисть никто не гоняет и охотников за нечистью для её искоренения не нанимает. Она как бы своя, нечисть эта. Родная.