Вячеслав Бакулин - Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)

Поморщившись от боли, я поднялся и подошел к Зеркалу. Мой зазеркальный двойник смотрел на меня устало и с легкой укоризной. Затянулась для нас вся эта история. Только тут я заметил, что краски в отражении гораздо ярче, без вездесущего этого налета. Серость наконец-то оставила меня. Значит, люди пропадают, говорите? Ну что, Штурман, погуляем?

Но вправе ли я решать за других? И чего я хочу на самом деле? Что может пожелать путеводный клубок, первым добравшийся до золотой рыбки? Каковы чувства и мысли затюканного зеркала старой злой мачехи-колдуньи?

Стекло на ощупь было холодным и гладким. Обычным.

– После того, как исчез Штурман, в особняк зашел Рыцарь. Он был изранен, но жив. – Женщина смотрит на спящего сына. – И, поднявшись на второй этаж, Эфес услышал детский голос. Дитя обрело дар речи, упав вниз. И никаких ран… так, легкие ушибы. Рыцарь помог ей выбраться, и в этот же миг в зал вошла Синеглазая Волшебница. И ее ранения исчезли, и сердце стучало в груди все так же ровно. Вот только глаза потеряли свою синеву, посветлели, словно короткая смерть все же потребовала свою плату.

Женщина встает, подходит к лампадке.

– Потом они втроем долго стояли возле Зеркала, но так и не увидели Штурмана в его загадочной глубине. И они ушли. Прочь из города. Ни одно чудовище не тронуло их, обходя стороной. Шли долго, пока не набрели на крошечное поселение, затерянное в лесу. Многие люди потом тоже покинули подземку, сами не зная почему. Просто они перестали бояться мира, и он ответил им взаимностью. Так что все… почти все стали жить счастливо. Вот только спутники Штурмана так же ждут его возвращения. Ведь он сам сказал мне, что всегда находит выход. Если это был не сон…

Короткий выдох – и пламя гибнет. Комнату окутывает ласковая уютная темнота, даже ветер за окном воет не так остервенело, словно успокоился, убаюканный тихой сказкой. Женщина смотрит в окно. Туда, где далеко-далеко спит окоченевший Город.

В сером-сером Городе, на черной-черной Линии стоит старый-старый особняк. Есть в нем темная-темная комната, на стене которой висит Зеркало, нижним краем касающееся пола. Спиной к Зеркалу стоит мужчина. В волосах его седина, а в глазах – гремучая смесь холодной уверенности и бесшабашного веселья.

И скорчившийся под секущими струями Город вздрагивает и просыпается, когда тишину тесного кабинета нарушает человеческий голос:

– Вот это поворот!

– Сказку!

Конечно же… Освещение не погасили, вечер только начинался, но для дочки уже заканчивался, и девочка вовсю пользовалась тем, что можно еще немного не спать. Утром свет станет досадной помехой, но сейчас малышка не задумывается об этом. Растет настоящий совенок. Впрочем, поздние проводы папы на работу правильному режиму дня никак не способствуют.

Курточка у Алёнки была совсем новой, отец баловал дочурку. А красивые манжеты, которые сейчас к ней прилаживались, служили не украшением – необходимостью: девочка подрастает, рукава становятся коротковаты. Пока можно что-то сделать… Только бы Максим не понял этого и не отправился на поиски новых вещей для своей девочки. Только бы снова не уходил.

– Сказку! – Ручки, уже не такие пухленькие, похожие на взрослые – папины пальчики, – вытянуты поверх одеяла, ножки нетерпеливо ерзают под теплым синтепоном.

– Жила-была тетя-коза, и было у нее семеро деток. Она очень любила своих козлят и очень боялась оставлять дома одних. А ей приходилось ходить на базар, ходить далеко, а жили они в лесу…

– Мам… – маленькая Лена насупилась. – А можно другую сказку?

– Да, другую можно? – поддержал вернувшийся в палатку Максим. – Сталкеру про волка-то слышать привычно. А вот козлят боюсь даже повстречать.

– Ты сегодня никуда не пойдешь? – Взгляд светился надеждой. Ведь мужу предстояла не прогулка на базар через дремучий лес, а кое-что похуже. Но напрасно.

– Вот вернулся Алёну спать уложить. Время еще есть. Поэтому не пугай меня волками, хочу послушать что-нибудь хорошее. – Максим склонился к ее уху, добавил с улыбкой: – Если расскажу я, Алёнушка не скоро уснет. Я ведь и тебе рассказал когда-то…

Я не боюсь поверхности. Не потому что сильно смелый или безумный – каждый, избравший источником своего пропитания ремесло сталкера, безумен по определению. Со смелостью сложнее, среди нас хватает трусов, но, выходя наверх, ты оставляешь инстинкт самосохранения в относительно безопасном метро. С собой же на охоту берешь только инстинкт выживания, ведь под солнцем нынче обитают исключительно хищники. Летающие, прыгающие, ползающие, бегающие. Ходячие… не самые опасные и многочисленные, возможно даже не самые умные, однако… Эта земля была наша, мы в своем праве – праве человека.

Потому я не боюсь. Я ненавижу. Ненавижу изуродованных мутацией зверей, посягнувших на наше священное первородное право, ненавижу радиацию, заставляющую нас прятаться в норах, ненавижу умирание и запустение, поселившихся здесь вместо нас. Но я не боюсь…

Иду под луной. Она такая огромная, что мне не спрятаться от нее, не укрыться в руинах автозавода. Мутно-желтый глаз на черном небе, с упреком разглядывающий одинокого человека, бредущего меж развалин… Это запретная территория, и во взгляде луны я чувствую не только осуждение, но и жалость. Жалость к самоубийце.

Ты ошибаешься, глупое ночное светило, я не ищу смерти, мне нужно спасти две жизни… одну еще нерожденную. Для этого придется пройти вдоль всего открытого перегона метро, где поселились злобные твари, зовущиеся Красотками. Наша герма, отделившая станцию от близкой поверхности, закрылась навечно, оставляя все опасности мира снаружи. А мне очень нужно попасть туда… Я знаю, что местность неизведана по одной простой причине – сталкеры избегают Красоток, мало кому придет в голову посягать на их охотничьи угодья, вредно это для здоровья. Фатально.

Но мой путь лежит в ту сторону, смертельных Красоток не обойти. Значит, придется прятаться, ползти на брюхе, загребать грязь, сливаться с развалинами. Обычная работа сталкера, ничего нового. Плохо другое: мутанты, облюбовавшие давным-давно мертвый район, населенный лишь проржавевшими рядами автомобилей «рено», прекрасно видят в темноте. И слышат отлично. Про отменный нюх даже вспоминать не хочется. Опасные твари, сильные, ловкие, глазастые, настоящие хозяева поверхности, не терпящие конкуренции. Любят четырехколесных «французов»? Может, полюбили бы и производимые там ранее «Москвичи», – под слоем пыли теперь не видно разницы.

Замечаю на втором этаже полукруглого здания неподвижный силуэт. В обычную ночь принял бы его за перекрученную и сплавленную огнем металлоконструкцию, если бы вообще увидел. Стекла осыпались, изуродованный скелет каркаса открыт взгляду насквозь. Однако в свете лживого светила предметы обретают свой истинный облик – как бы парадоксально это ни звучало. Тьма – сестра обмана, свет – пусть даже отраженный – верный союзник правды.