Сергей Антонов - Метро 2033. Московские туннели (сборник)

Томский был потрясен не меньше ученого. Он не знал, что делать. В голове вертелись обрывки мыслей. Вспомнилась некогда прочитанная история индейцев майя, которые приняли испанских конкистадоров за богов, спустившихся с небес. Услужливая память тут же отыскала подходящий случаю сюжет из поэтического наследия Гумилева:

Изрядно повозившись, Томскому удалось, наконец, поднять Куницына с колен и усадить на стул. Старик все еще не мог говорить, лишь тер ладонями мокрые щеки и тряс седой головой. На его зов пришли Теченко и Лютц. Они тоже молчали и с нескрываемым удивлением рассматривали вооруженного незнакомца. Тем временем Аршинов убедился, что обитатели Академлага не представляют опасности, и покинул укрытие. Подошел к Толику и Вездеход. При появлении карлика по лицу Отто пробежала тень. Он поспешил опустить глаза.

Однако самое большое впечатление произвел на ученых выход Шестеры. Почувствовав, что находится в центре внимания, ласка с величавой неторопливостью проследовала к столу, запрыгнула на стеклянную крышку, обвела всю компанию победным взглядом и принялась уплетать тушенку из раскрытой банки. Война войной, а обед по расписанию.

– Über mein Gott! Was soll das [8]? – прохрипел Отто, судорожно подергивая кадыком. – Што это за звер?

– Гм… Интересно, – на лице Теченко отчетливо читалось желание незамедлительно взять у ласки пробу крови, а затем поместить животное в клетку для дальнейшего изучения. – Обратите внимание, товарищи, у него шесть лап!

– Новая порода, выведенная гениальными советскими учеными! – воскликнул обретший дар речи Куницын. – Я знал, я верил, что наша наука шагнет очень далеко! Подумать только: шесть лап!

Вездехода перестал забавлять интерес троицы к ласке. Он подошел к столу, сгреб зверька в охапку и прижал к груди.

– Не он, а она. Ее зовут Шестера. И она вывелась сама по себе. Гениальные советские ученые тут ни при чем.

– Я понимаю. Все понимаю, – поспешно закивал головой Исай Александрович. – Да вы присаживайтесь, товарищи! Мне, признаться, так неловко, что вы застали нас… гм, в рабочем, так сказать, обличье… Отто, друг мой, принесите, пожалуйста, чистые халаты. Да-да. Мы работаем. Продолжаем свои исследования и готовы представить партии и правительству полный отчет об успешном завершении эксперимента. Данные почти готовы. И это поразительно, товарищи! Пульс и давление у всех в норме. Поначалу ощущалась легкая слабость, но уже все прошло. Теперь только – зверский аппетит. Да садитесь же!

Томский принял приглашение и опустился на стул. Какие гениальные советские ученые? Какие партия и правительство, к свиньям собачьим? Старичок, наверное, не в себе. Пульс и давление у него в норме, с аппетитом тоже все в порядке, а вот крыша, явно, протекает. Такое случается у эмоционально-неустойчивых личностей от жизни в замкнутом пространстве.

– Видите ли, Исай Александрович…

– Вдвойне приятно, что вам, представителю власти, известно мое имя! – улыбнулся Куницын. – По известным нам обоим причинам, я, так сказать, на некоторое время выпал из списка московской профессуры и искренне рад, что не забыт в научных кругах…

– Товарищ Куницын, – Томский увидел, что Аршинов собирается заговорить, и наступил ему на ногу. – Для начала мне и товарищам хотелось бы в общих чертах ознакомиться с вверенным вам объектом. И заодно, будьте так любезны, познакомьте нас с вашими коллегами.

– Сию минуту-с, – Исай Александрович так волновался, что никак не мог попасть руками в рукава принесенного Лютцем свежего халата. – Думаю, начать надо с Тараса Арсеньевича Теченко. Выдающийся ученый, зоолог. В прошлом заведующий кафедрой естественных наук Киевского университета. Скажу вам по секрету, работы Тараса Арсеньевича высоко оценивал сам товарищ Несмеянов [9].

– Высоко! Тоже мне сказали! – недовольно буркнул Теченко. – Несмеянов – ортодокс и фарисей. Он зациклился на своей органической химии так, что дальше носа не видел. Да, я считал и продолжаю считать Александра Николаевича гениальным ученым, но… Жаль, что уже не смогу ему сказать все, что думаю, в лицо.

– Ах, оставьте, Тарас Арсеньевич! – Куницын воздел руки к потолку. – Товарищам совершенно неинтересны ваши претензии к Академии наук. Итак, второй мой коллега – Отто Лютц. Известен в научных кругах Германии как специалист по проблемам замораживания живых организмов. Благодаря его смелым экспериментам мы и смогли продвинуться так далеко.

– Вы и про звание его в Вермахте скажите, – язвительно скривился Теченко. – И про заслуги перед Третьим Рейхом. Герр гауптман! Тьфу! Да не забудьте поведать, что свои смелые эксперименты он ставил отнюдь не на лягушках!

– Ты есть – английский шпион! – стекла очков Лютца запотели от гнева; он наклонил голову и двинулся на Теченко со сжатыми кулаками. – Ты – предавал свою Родину! Я слуши́л великий Германия по убьешдениям! Ты – за дьеньги! За тридцать сребреньиков! Йуда!

– Товарищи, немедленно прекратите! – Исай Александрович схватил Отто за плечи и с неожиданной для своего возраста силой оттолкнул его в сторону. – Я тоже шпион. На три иностранных разведки работал. Но это все в прошлом. Я уверен, что наверху давно во всем разобрались. Именно поэтому за нами и прислали товарища Томского! Правда?

Толик пребывал в замешательстве. Теперь выяснилось, что пара людей в белых халатах – шпионы, а третий – вообще офицер гитлеровской армии. Может, по распоряжению Москвина в бывшем городке ученых основали приют для умалишенных? Томский осмотрелся по сторонам, вполне готовый к встрече с Наполеоном и Чингисханом. Какую манеру поведения выбрать? Пока – выжидательную. Узнать о странной троице как можно больше, а уж потом решать, как поступить.

– Правда, – кивнул Томский. – Наверху во всем разобрались. Товарищ Москвин лично занимался вашим делом.

– Товарищ Москвин? – Куницын произнес фамилию генсека с придыханием, свидетельствующим о безграничном уважении к генсеку. – Простите нашу неосведомленность. Сами понимаете – столько лет… Значит, товарищ Москвин. Значит, он сейчас возглавляет КПСС?

– Он руководит Красной линией.

– Линией? – брови Исая Александровича удивленно поползли вверх. – Ах, я понял! Линией партии .

– Колеблется он относительно линии партии, а остальные вместе с линией партии колеблются, – встрял в разговор Аршинов. – А вообще, товарищи, может, обед на первое, а разговоры – на второе? Тут у вас, я смотрю, и тушенка, и галеты, аж слюнки текут. И чай, небось, настоящий?