Дмитрий Глуховский - Метро 2035

– Ай… Мне больно!

– Заткни хайло, потаскуха. Хочешь, чтобы я тебя связал?

– Не надо. Не нужно, пожалуйста.

– Вы все ломаетесь. Все, суки, ломаетесь. Ты думаешь, я поверю тебе, что ты такая маленькая и чистенькая? Ты грязная, грязная тварь. И тебе нравится, когда тебя вот так… Когда тебя вот так… На кол когда тебя насаживают?

– Больно!

– А вот так?! Вот так не больно тебе?! На! На еще!

– Ублюдок… Если ты…

– Ты кто? Ты кто такой? А?! Ты что?!

– Мразь. Мразь. Мразота. Урою.

– Убивают! Охрана! Убивают! Убббби-и-и-и-и-и-и-и…

– Тебе сегодня тут нельзя ночевать. Он придет вечером.

– Кто – он? Хозяин этот?

– Не имеет значения.

– У тебя этот шрам, на животе. От сигареты ожог. Это он тебя?

– Нет. Не он.

– Врешь, да? И у меня вот ожоги, вот тут. Это после той ночи. После той ночи, когда мы с тобой… Когда нас познакомили. Этот мужчина, который нашел меня в коридоре. Я полз, пьяный. Он меня подобрал и привел к тебе. Это он тебя мне отдал. Это он твой хозяин?

– Какое твое дело?

– Это он тебя сигаретой прижигал? Почему ты такое терпишь? И за что он меня? Там, на руке – татуировка орденская. Была.

– Я знаю, что там было, Артем. Я читала. Я помню ту ночь.

– Почему он ее прижег, твой хозяин? Почему он тебя пытал?!

– Это не он, Артем. Это не он прижег меня. Он тут ни при чем.

– А кто?

– Я сама. Сама себя.

– Ты? Зачем? Что за бред? А я? Меня кто? Наколку мою – кто? Ты?

– Ты сам, Артем.

– Что? Почему? С какой стати?

– Тебе правда нужно собираться. Если ты не помнишь ничего – так лучше. Правда.

– Я тебе не верю. Ты его выгораживаешь. Что это за человек?

– Сегодня можешь у моей подруги поспать, у Кристины. Я договорилась. И не приходи сюда. Я не хочу, чтобы ты сюда приходил. И завтра тоже.

– Почему?!

– Мне от тебя только хуже делается. Хочется еще раз себя прижечь.

– Как ты? Как себя чувствуешь?

– Не знаю. Живой.

– Я подумала… То, что ты мне говорил про Балашиху. У меня есть один… Поклонник. Тоже сталкер. Свободный.

– Он там был?

– Нет. У него есть машина. Спрятана наверху где-то. Я могу его попросить, чтобы он… Чтобы он взял тебя с собой. Туда. У него сегодня ходка.

– Это один из твоих клиентов?

– Да. Это один из моих клиентов.

– Я не хочу. Я пешком лучше пойду.

– Артем. Ты не дойдешь никуда. Посмотри на ногу свою. И… Я узнавала у врача… Если лучевую болезнь не лечить… Тебе, может быть, недели три осталось. А лечить ее как тут? Где?

– Ты меня просто выставить хочешь, да? Чтобы мы с хозяином твоим не столкнулись лбами?

– Не веришь, да?

– Ты просто не знаешь, куда меня деть. Хоть к черту на кулички, лишь бы вечером меня тут не было.

– Ходка сегодня, Артем. Пойдешь?

– Пойду.

– Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Не верю.

– Вот… Наклонись.

– Зачем это?

– Будешь пока носить. Чтобы было, за что держаться. Вернешься – заберу.

– Привет. Сашунь, только я сегодня уставший, так что можно просто чаю попить и поспать, а? Пойдем в мой кабинет.

– Хорошо.

– Эти кретины, представляешь, рванули переход на Кузнецкий мост, вся Пушкинская обрушилась, им теперь деваться некуда, а красные ничего слышать не хотят. Бардак полный. Сил нет. Портачат все, а я – разруливай.

– Я понимаю.

– Ты что тут делаешь? А? Ты подслушиваешь, что ли?! Ты кто?!

– Я…

– Это со мной. Он на прием пришел. Так скать. Приемные часы перепутал. Забираю его… Забираю!

– Перепутал я. Простите. Не в то время, не в том месте.

– Бухой, что ли?

– Конечно, он бухой! В говно он говнецкое, неужель не видно? Все, пошли давай, герой.

– Кто там?! Что?!

– Ничего, Алексей Феликсович. Ложная тревога.

– Ложжжжная. Тревооооога.

Поднимались с Трубной – был там и вход, оказывается, и выход. И без документов можно было на нее попасть: главное, знать, с кем говорить, при ком, и какими словами.

– Не умеешь, дурак, с людьми общаться! – сказал Артему Леха.

Он зато умел. И первоапостол он был отменный.

– Пойду с вами, – произнес он нетвердо. – Во-первых, ничего уж такого-растакого на этом вашем верху я не увидел. Во-вторых, сталкерский калым не хуже остальных, а то и похлебней будет. В-третьих, яйца у меня все равно пухнут, рентген туда – рентген сюда погоды не сделают. Полезли. Чего найдете – мне треть.

– Ты салага, – возразил сталкер, который взялся Артема везти в Балашиху. – Ты мне за урок и за химзу должен. Поэтому из того, что найдешь ты, будет половина моя, а из моего твоего будет ни хрена. Идет?

– Ну хоть так, – подумав, вздохнул Леха. – Только учи как следует!

Сталкера звали Савелием. У Савелия морщины шли не как у людей, а как придется: и по лбу вертикально, и ото рта вниз, и вокруг глаз крест-накрест, и вместо бровей. От носа к краям губ складки Савелию прорезали перочинным ножом, а подо лбом сделали лобзиком глубокий надпил, чтобы нос как будто сам по себе висел. Волосы у него были как бы на месте, но редкие, и череп – тоже морщинистый – через них просматривался ясно. А клыки у Савелия были выкованы из железа; не все, правда – один вообще отсутствовал. Шло ему годам к пятидесяти: хороший, значит, сталкер.

Шагать было больно: колено стреляло. И изрубцованная спина на каждом шагу терзалась так, будто вот-вот лопнет кожа и скатается трубочкой, а останется под ней одно коричневое запекшееся мясо.

Пересекли бульвары, обошли ползучие коряги стороной; миновали разоренный торговый центр подле цирка. Цирк был закрыт. Торговый центр – сожран какой-то злой плесенью. Обогнули его, спустились на парковку. Машина у Савелия стояла там.

– Как будто по магазинам прошвырнуться заехал, – гундосо поделился с ними сталкер. – Хорошее чувство.

Артему это не понравилось. Морщины бессхемные ему не понравились тоже, и железные зубы, и прищуренные глаза. И то, что этот человек приходит к Саше, когда хочет, и пользует ее этими вот самыми зубами и глазами. Не хотелось представлять это себе, а пришлось.

А главное: роста он был – Артему по плечи. Как она с таким вообще могла?!

– Тоже Сашку чпокаешь? – запросто спросил у него Савелий. – Будем знакомы. Хорошая девчонка. Хотя и в дочки мне годится. Но дочки у меня нет, так что совесть спит спокойно.

– Да пошел ты, – сказал ему по этому поводу Артем; все равно собирался.

– Понимаю! – подмигнул сталкер и не стал обижаться. – Сам бы втюрился, если бы был помоложе. Но когда я был помоложе, у меня другие Сашки были.

Это Артему не понравилось вообще.

Машина у Савелия была – универсал. Под чехлом стояла: серебристая, ухоженная, промасленная, стекла черные зеркалят, антенна торчит усом метра на полтора. Особенная: руль справа. Посмотрелся Артем в черное стекло: на голове – каска дурацкая, какую уж Савелий выдал, зато ствол хороший, с глушителем. Ствол важней.