Дмитрий Глуховский - Метро 2035

Впереди были: телебашня, ворота на ВДНХ, черная женщина с воздетыми руками. Надо было на другой велосипед залезать, но другие все уже были заняты, и Артему достался именно этот. Артем хотел бы крутить педали в обратном направлении, назад, прочь от башни, но так электричество не вырабатывалось.

– Я от Мельника о вас услышал.

– Что?

– Мельник. Знаете его? Командир Ордена. Про Орден-то вы, конечно, осведомлены? Спартанцы… Вы же сами, насколько я понимаю, состояли в нем… раньше?

– Вас Мельник ко мне отправил?

– Нет. Мельник рассказал просто. Что это вы им сообщили. Про черных. Что вы через все метро прошли… Ну и я сам уже потом… Стал раскапывать. Что мог. Но тут все равно много неясного. Понял, что без вас толком не разобраться, и решил…

– Он еще что-нибудь говорил?

– А? Кто?

– Мельник еще что-нибудь говорил про меня?

– Говорил.

Артем перестал крутить педали. Перемахнул через раму, спрыгнул на пол. Скрестил руки на груди.

– Ну?

– Что… Что вы женились. Что зажили нормальной человеческой жизнью.

– Так он сказал?

– Так и сказал.

– Нормальной человеческой жизнью, – Артем улыбнулся.

– Если я ничего не путаю.

– А что это на его дочери я женился, не уточнил?

Гомер покачал головой.

– Все?

Старик пожевал. Вздохнул. Признался.

– Сказал, что у вас случилось помешательство.

– Ну конечно. У меня.

– Я просто передаю, что слышал…

– Больше ничего?

– Кажется…

– Что убить меня собирается, например? Из-за дочки… Или…

– Нет, ничего такого!

– Или обратно ждет… В строй?

– Не припомню…

Помолчал, переварил. Вспомнил, что Гомер все еще тут, изучает его.

– Помешательство! – Артем хохотнул как получилось.

– Я так не считаю, – предупредил его Гомер. – Кто бы что ни говорил, я совершенно убежден, что…

– Откуда вам-то знать? Тебе?

– Только потому что вы продолжаете искать выживших? Только потому что вы не хотите сдаваться – считать вас сумасшедшим? Слушайте, – старик глядел на Артема серьезно. – Вы же гробите себя ради людей, и я, честное слово, не понимаю, почему они к вам так.

– Каждый божий день хожу.

– Наверх?

– Каждый день – по эскалатору на поверхность. Потом до этой высотки. Пешком – на крышу по лестнице. С ранцем.

Велосипедные соседи заприслушивались, замедлили свою гонку.

– И да! Ни разу еще не слышал, чтобы ответили! И что? Что это доказывает?! – Артем уже не Гомеру кричал, а всем этим гребаным велосипедистам, мчащимся в стену, в землю. – Ничего это не доказывает! Как вы не чувствуете?! Должны быть еще люди! Должны быть еще города! Не можем мы в этой дыре, в этих пещерах быть – единственными!

– Да хорош ты, Артем! Задрал уже! – не выдержал парень с долгим носом и мелкими глазками. – Всех же разбомбили америкосы! Ничего нет! Что ты страдаешь все?! Они нас, мы их, точка!

– А если мы и не единственные? – как бы сам у себя поинтересовался Гомер. – Если я вам скажу, что…

– Лазает туда, как на работу! Сам фонит и других облучает! Труп ходячий! – парень никак не мог остановиться. – Нас еще потравить всех тут надо теперь?!

– Если я вам скажу, что есть… Выжившие? Если скажу, что сигналы из других городов были? И что их перехватывали?

– Повтори.

– Были сигналы из других городов, – твердо сказал Гомер. – Их ловили. Разговаривали.

– Врешь.

– Я знаю сам человека, который вел радиообмен…

– Врешь.

– А если он сейчас перед вами стоит? Что тогда скажете? – Гомер подмигнул Артему. – А?

– Что крыша у тебя съехала, дед. Или что нарочно врешь. Врешь ведь? Врешь?!

На станции потолки были невысокие, под людей. Но перегоны строили не для них: от стены до стены пять метров, и от потолка до пола столько же.

Далеко, на другом конце метро обитали дикие, верившие, что туннели это ходы, прорытые в тверди Великим Червем, богом, создавшим Землю и родившим из своего чрева людей; а уже люди только потом отреклись от своего Творца, приспособили эти ходы под свои надобности, а вместо Червя построили себе из железа поезда и стали врать себе, что они и были изначально, а никакого Червя не было. Почему бы в такого бога не верить? Он к подземной жизни больше приспособлен.

Туннели были темные, страшные, они сочились ручейками грунтовых вод, которые в любую секунду могли прорвать чугунную чешую тюбингов и заглотить целые линии. От ручейков шла испарина, и холодный туман не давал далеко проникать свету от фонарей. Туннели не были созданы для человека, это точно, а человек не был создан для туннелей.

Даже тут, всего в трехстах метрах от станции, было жутковато. Чтобы заглушить шепчущую жуть, люди болтали.

Костер – недосушенные поленья – немного смолил.

Туннель, конечно, был живой: он дышал с присвистом, втягивал дымок от костра своими дырявыми легкими с наслаждением, будто курил. Дым вился, улетал вверх и пропадал в заросших трахеях вентиляционных шахт.

Поодаль книзу стояла дрезина на ручных рычагах, на которой смена сюда и прибыла. До станции – триста метров. Если пойдет кто из северной черноты на ВДНХ, дозор должен принять удар на себя и, если придется, полечь, а на станцию отправить одного человека, «уцелевшего». Предупредить. Чтобы дети успели попрятаться, а женщины чтобы успели взять оружие и вместе с мужьями загородить собой вход.

Это работало всегда: потому ВДНХ и была до сих пор, два с лишним десятилетия как, обитаема. Но в последнюю пару лет тут кто если и появлялся, то разве по недоразумению. Последняя страшная угроза и станции, и всему метро – черные – сгинули, уничтоженные ракетным штормом, как раз два года тому.

И каждый на Выставке помнил, кто спас людей от этих тварей: Артем.

Теперь к северу от ВДНХ шла только цепь отмерших, пустых станций, первой из которых был Ботанический сад. Сад лежал мелко, к поверхности совсем близко, и гермоворота, которые должны были отсекать мир сверху от мира снизу, там были распечатаны и сломаны. Жизнь на Ботаническом саду была невозможна, а что начиналось за ним, людям было неинтересно. Поэтому край земли проходил ровно по тому месту, куда доставал свет от костерка. А дальше шел космос.

Отгороженные от вакуума мешками с песком, сваленными в брустверы, сидели дозорные. Опирались друг на друга «калаши», составленные пирамидой. На огне грел пузо битый закопченный чайник.

Артем расположился к костру лицом, а к туннельной пустоте – затылком. Сюда же, рядом, посадил Гомера, которого специально привел в эту тихую пустоту; не хотел слушать его рассказ там, на велосипедах, при всех. Совсем без свидетелей не получится, пусть их хоть поменьше будет.

– Зря к трубе спиной! – цыкнул ему Левашов.

Но Артем сейчас верил этому туннелю. Научился его ощущать.