Дмитрий Янковский - Чистилище. Бросок обреченных

В Клане же общепринятыми были два языка – русский, как родной язык Кира, и каирский диалект арабского, который являлся языком предков почти для трети населения Клана. И хотя этнически чистых арабов в клане почти не осталось, все же немало было тех, кто считал себя потомком местных. В разговорной речи доминировал русский, но письменность, наоборот, чаще использовалась арабская, причем по причине вполне понятной: дело в том, что все надписи на вывесках, на заборах, на заправках, в газетах и книгах, которые можно было найти, были на арабском. Так что читать по-арабски и писать на нем для всех было привычней, даже для самого Кира. Впрочем, такое двуязычие никому странным не казалось – привыкли. Макс подозревал, что если бы не Кир, то народ сам по себе быстро целиком перешел бы на арабский, но старик следил за сохранением русского, а потому в устной речи общались все преимущественно на нем, да еще и гордились этим, так как это отличало людей Клана от диких.

Чем больше буер удалялся от города, тем меньше его трясло. В отсутствие зданий ветер дул ровно, без турбулентностей, а потому и песок ложился гладко, словно его катком укатывали. Руку на румпеле перестало долбить, зубы уже не клацали, и можно было расслабиться.

Впрочем, песок покрывал далеко не все пространство, которое охватывал взгляд. Ближе к морю раскинулась плодородная зона, там почва и влажность были такими, что можно было кинуть семечко, забыть про него, а через положенный срок просто идти собирать урожай. Чем вовсю пользовались дикие, не умевшие бурить скважины. Они не могли создавать плантации прямо в пустыне, как это делал Клан, они зависели от естественных и искусственных водоемов, от разливов рек, а значит, постоянно рисковали нарваться на мутантов. И нарывались периодически, из-за чего их численность постоянно менялась.

На смену вымирающим племенам откуда-то приходили новые, и никогда не получалось предсказать, где с ними встретишься, а где нет. Вроде еще вчера тут видели диких, а сегодня уже никого.

Больше всего дикарей жило на некотором удалении от озера Мариут. В самом озере мутантов было не счесть, но далеко от воды они не бродили за ненадобностью, потому что вокруг полно было сочной травы, и козы расплодились в невероятных количествах. Козы были чем-то вроде буфера между мутантами и дикими. И те и другие их ели, но коз меньше не становилось. Мутанты вообще дальше двух километров от воды старались не выдвигаться, а при наличии хорошей еды так и вовсе не делали этого никогда. Дикие знали об этом и пользовались данной особенностью.

Когда плодородная зона с ее потенциальными опасностями осталась позади, Макс, посоветовавшись с Ахмедом и сверившись с картой, взял новое направление, чуть ниже к ветру, что соответствовало курсу бакштаг и являлось прямой линией до поселения. Правда, и скорость снизилась до тридцати пяти километров в час, а это означало, что дорога займет часа два.

Макс вздохнул, представляя, как придется отчитываться перед Киром. Вернулись без топлива и с потерями. Неудачный рейд, возразить нечего. Но что-то говорить все же придется. И в глаза Киру смотреть тоже придется.

Впрочем, куда важнее и неприятнее было другое. Заправка, разрушенная провалом, была последним разведанным источником топлива. Все станции западнее уже осушили, а продвигаться на восток означало приближаться к озеру Мариут, со всеми вытекающими из этого опасностями. Но как ни крути, топливо являлось основной жизненной силой Клана. Без него никак. Значит, снова придется идти на риск и на жертвы.

Снова подумалось о несправедливости ситуации. Неужели всеми своими бедами люди еще не искупили старых грехов человечества?..

Мысль была такой острой, что даже сердце защемило. Макс поморщился, ощущая, как по спине пробежало нечто вроде слабого электрического тока. Кир не был сторонником ни одной религии, но другим верить не запрещал. Он не дозволял только осознанно дурачить народ, создавать какие-то секты или справлять культы на возмездной основе. А так верь во что хочешь.

И многие верили. Только вера у каждого была своя, и каждый по-своему представлял высшие силы и как они способны вмешиваться в дела людей. Но вот если бы кто спросил у Макса, как он себе представляет бога, тот затруднился бы с ответом.

Конечно, это не бородатый старик, каким его рисовали на коптских иконах. Скорее это, наверное, совокупность каких-то непреложных законов. Нечто вроде шестерен, вращающих мир.

И все же иногда хотелось какого-то овеществления бога, чтобы можно было обратиться к нему с просьбой. И иногда Макс, сам не понимая в точности, к кому или к чему обращается, просто просил. И становилось легче. Само по себе. Без оглядки, сбудется или нет.

«Господи, выведи нас из этого тупика… – подумал Макс. – Или хотя бы дай знак, что выход есть. А мы постараемся, мы отыщем!»

Но ответа не было, и не было знаков. Лишь раскаленное солнце полыхало в выгоревшем от жары небе, почти белом, с едва заметным намеком на голубой цвет. Буер мерно катился вперед, а ветер надувал паруса и свистел в тросах такелажа. Все как обычно. Ничего нового. Но надо было взять себя в руки и не киснуть. Зачем? Ответа на этот вопрос у Макса не было. Да и ни у кого в целом мире, наверное. По крайней мере пока.

Кирилл бросил взгляд на старинные «Командирские» часы, пристегнутые к левому запястью ветхим кожаным ремешком, поправил на лбу куфию, намотанную на арабский манер, и, сощурившись, внимательно оглядел ровную, как стол, линию горизонта на востоке.

Наблюдательный пункт был устроен на плоской вершине одной из ржаво-коричневых скал, возвышавшихся местами к западу от поселения. При взгляде издалека эти скалы навевали ассоциацию с торчащими из вековых песков пальцами мумий, настолько контрастно выглядели они посреди бескрайней плоской пустыни.

Высота, на которой оборудовали наблюдательный пункт, составляла всего метров пятьдесят, так что Кирилл, поднимаясь на площадку по проложенной серпантином тропе, даже не запыхался, несмотря на возраст. Чего не скажешь о восемнадцатилетнем парне, выполнявшем функции личного порученца при главе Клана – он и взмок, и пыхтел за спиной, мучимый одышкой.

К сожалению, не всех рожденных после Великого Перехода природа одарила отменным здоровьем, но пользу должны были приносить все, Клан не мог себе позволить нахлебников. Поэтому кто не мог входить в состав боевых отрядов, работал в поселении или при штабе.

Ветер на высоте ощущался сильнее, он уверенно и мощно дул с севера, уже превысив отметку в двенадцать метров в секунду, судя по показаниям анемометра. Четырехлопастный датчик прибора стремительно вертелся на шесте у края приспособленной для наблюдения площадки. Еще чуть в стороне торчала в небо полосатая бело-красная мачта антенны связи, а у самого парапета стоял на азимутальной монтировке мощный высокоапертурный телескоп-рефрактор с оборачивающей призмой.