Юрий Корчевский - Сотник

– Я должен был из плена бежать в русской одежде? Я два с лишним года в плену пробыл! Ухо видишь? – И Алексей повернул голову.

– Дырка в мочке.

– От кольца рабского.

– Ладно-ладно, виноват. Но и ты хорош! Ваньша, вставай, чего разлегся!

– Ты бы водичкой на него плеснул…

– Верно!

Дружинник снял с задней луки седла привязанную баклажку из бересты, вытащил пробку и плеснул в лицо гридню. Тот вздрогнул и пришел в себя, но, увидев перед собой Алексея, охнул.

– Спокойно, свои! – успокоил его товарищ. – Как ты?

– В голове вроде перезвон колокольный, как на Пасху. Дай отлежусь чуток…

– Пожевать что-либо не найдется? – тем временем обратился Алексей к дружиннику. – Десять ден на ягодах, в животе урчит…

– Найдем.

Дружинник повернулся к своей лошади, взялся за переметную суму, охнул и прижал руку к груди.

– Здорово ты меня приложил. Ногой в сапоге, а вроде как камнем из катапульты. Болит!

– Расспросить вначале человека надо было, а потом плеткой махать. Кто вас только учил?

– Ладно, квиты…

Дружинник достал из сумы узелок с едой, развернул тряпицу. Скромно: кусок хлеба с салом, луковицы, вареные яйца.

– Ешь.

Алексей съел хлеб с салом и луковицей.

– Благодарствую. Ваньша, живой?

– Помоги подняться, басурманин.

Алексей протянул руку и помог гридню встать.

– Ох, голова! – простонал тот, схватившись руками за голову. – Кружится навроде как после жбана пива доброго…

– Воды испей, полегче станет.

Алексей понял – перестарался он немного, полегче бить надо было. Да как в драке рассчитаешь? Сотрясение головного мозга у дружинника точно есть.

Ваньша постоял, опершись на седло. Лошадь его стояла смирно, только косила лиловым глазом.

– Я, пожалуй, сяду. Подмогни.

Алексей помог взобраться в седло.

– Эх, нам же до вечера в дозоре быть! – с тоской в голосе сказал гридь.

– А давай мы вернемся? Скажем – вот его задержали. А там пока суд да дело, глядишь – и вечер уже настанет.

Ваньша посмотрел на Алексея:

– Больше драться не будешь?

– Слово даю, коли вы первые не нападете.

После скромного угощения сил у Алексея прибавилось. Он залихватски свистнул, подзывая коня, затянул подпругу и взлетел в седло.

Ехали медленно. Ваньша раскачивался в седле, и Алексей опасался – не упал бы…

Второй дружинник именем Егор попросил Алексея:

– Дело прошлое, кто обиду помянет – тому глаз вон.

– А кто забудет, тому оба, – парировал Алексей. – Понял я, о драке хочешь, чтобы молчал?

– Угадал. Будет десятник спрашивать, задержали – и все дела.

– Лады! В дружину к князю хочу. Как думаешь, возьмут?

– Нет. Драться ты горазд, это верно. Но ты только из плена. Кто тебя знает, не лазутчик ли?

Если простой воин так рассуждает, то и десятник так же подумает. Плохо! У Алексея ни дома своего, ни денег, да и делать в этом мире он ничего не умеет, только сражаться. Стало быть, врать напропалую надо. И изба, и семья-де в Рязани были, но все погорело синим пламенем. И слова его проверить нельзя, все разрядные книги в Рязани сгорели.

Часа через два они добрались до засечной черты – когда-то и сам Алексей был на подобных.

На заставе было всего два воина, остальные в дозорах. Десятник, кряжистый муж, с удивлением разглядывал Алексея:

– Ну-ка, ну-ка, идем в избу, поговорим. Только сабельку отдай…

– Не ты мне ее давал, не тебе и забирать, – отрезал Алексей.

– Ишь ты какой, с гонором! Ладно, садись…

Алексей уселся на широкой лавке. У входа маячили Ваньша и второй дружинник.

– Рассказывай.

Алексей поведал, как на Рязань напали моголы, как он вырвался из города с боярином Евпатием Коловратом, как укрывался в лесу, когда город горел. А потом о бое под Коломной рассказал и о своем пленении.

– Занятно, коли не врешь.

– А смысл? Как на духу рассказал.

Десятник только покачал головой. О памятном бое под Коломной и Коловрате он слышал, но думал – байки. Чтобы пленных воинов моголы отпустили? Однако вот перед ним участник того боя.

– Что делать хочешь?

– К кому-нибудь из князей в дружину попроситься.

– Ой, не знаю. Я бы не взял, – покачал головой десятник. – Впрочем, Бог тебе судья, а я задерживать тебя в порубе не буду. В плену, небось, по самое некуда досталось.

– Всяко бывало. Не найдется ли на заставе рубашонки да портков? А то моей одеждой людей пугать только.

– Рубаху я дам свою, из запасных. А портков нет.

– Как и денег, чтобы штаны купить, – невесело усмехнулся Алексей.

Рубаху – добротную, хоть и поношенную изрядно, десятник дал. Алексей жилетку скинул, рубаху сразу натянул. Его накормили кулешом с хлебом, полкаравая с собой дали.

– Не взыщи, самим еще десять ден тут быть, – напутствовал его десятник.

Задерживаться на заставе Алексей не стал. Пока с ним разговаривали, лошадка его траву пощипала, передохнула.

На следующий день после полудня он подъехал к Нижнему Новгороду.

Город пока был невелик. Это позже он разрастется, станет знаменит своей Желтоводской ярмаркой.

Алексей раздумывал: что теперь предпринять? Князь во Владимире, а то и в Суздале, но только он вправе решить, взять Алексея в дружину или отказать. По истории Алексей помнил, что через несколько лет князь вместе со своей семьей будет убит при набеге моголов. Сын же его, Александр, прозванный затем Невским, править будет удачнее и проведет две знаменитые битвы – Невскую и на Чудском озере. Будет, правда, и на нем темное пятно. Ведь именно Александр, получив ярлык на Великое княжение Киевское и Новгородское, приведет могольские войска на Русь, на брата своего единокровного, Андрея. Войска Андрея будут разбиты корпусом Неврюя, а сам он избежит смерти, только бежав в Швецию. Но это будет позднее.

Алексей решил не идти к Великому князю Владимирскому, а пробираться в Новгород. Там правит молодой сын князя, воины ему нужны, поскольку приходится постоянно отбиваться от Москвы, от шведов, от ордена крестоносцев. К тому же Алексей в глубине души опасался, что, будучи в числе дружинников, может встретиться с могольскими баскаками или сопровождающими их воинами. Если его опознают, князь не будет из-за него ссориться с моголами, выдаст. А второго раза выжить в плену не представится. Неврюй собрата его сына не простит, хотя Алексей клятвы не давал и соответственно ей не изменял. Но у моголов свои понятия.

Он продал на торгу задешево свою лошадь. Могольские лошади годились только для верховой езды, как тягловые – под плуг – не годились, у них просто не хватало сил тащить плуг.

Получив медяки, которые берег для прокорма, Алексей нанялся на лодью к торговым людям гребцом, за похлебку, чему был очень рад. Он доберется до Великого Новгорода, да еще и с кормежкой. А грести ему не впервой. Работа тяжелая, но беззаботная. Плохо только, что все время приходилось идти против течения. Периодически, когда дул попутный ветер, они ставили прямой парус, и тогда удавалось перевести дух. На штаны Алексея косились, но работал он не меньше других, и отчуждение понемногу прошло.