Дмитрий Силлов - Закон «дегтярева»

– Как видите, я держу слово, – сказал Кречетов, вновь растягивая рот в резиновой улыбке. – Теперь вам осталось сдержать свое.

Сомнений не было. Когда враг так легко соглашается на твои условия, значит, он все давно решил насчет тебя. И сейчас единственное, что его заботит, – это чтоб мы артефакты не повредили. А потом можно отдать короткую команду и улетать. Даже не сомневаюсь, что команда будет отдана Бюргеру – Кречетов не из тех, кто откажется сэкономить три лишних патрона.

Делать было нечего. Я поднял руку к груди и начал расстегивать клапан камуфляжа. Материя была мокрой от недавно прошедшего дождя и чужой крови, поэтому пуговица туго пролезала через сырую петлю. Кречетов терпеливо ждал, не переставая при этом улыбаться. Приклеилась к его морде, что ли, эта мерзкая улыбка?

И тут я краем глаза заметил, что глазные щупальца Фыфа слегка подрагивают. Насколько я знал своего друга, так всегда бывало, когда шам ментально сканировал что-то. Или кого-то, одновременно пытаясь удержать, парализовать жертву. Он мог это делать, маленький шам с большими способностями к нейтрализации врагов, но сейчас он явно делал это из последних сил. На его висках вздулись черные вены, а на лысой голове выступили крупные капли пота. И некоторые из тех капель стремительно набухали красным – это от напряжения лопались сосуды на коже Фыфа. Такая уж у них анатомия. Если пот шама краснеет, значит, мутант перешагнул предел своих возможностей, и уже одной ногой стоит на Серой дороге, ведущей в Край Вечной войны.

Да, сейчас Фыф «держал» всех – и армейских сталкеров, и карликов-псиоников, и Кречетова… И даже Бюргера. Правда, я видел, как маленькие глазки этого жуткого мутанта стремительно чернеют. Шам «держал» предводителя псиоников, но тот и не особо сопротивлялся. Он был занят. Он готовил удар, который разом раскатает всех нас в тонкие кровавые пленки. И ему плевать на сохранность артефактов – просто он не любит, когда кто-то сильнее его…

Все это я почувствовал как-то сразу, всеми своими нервами, напряженными до предела. И даже ничего не успел подумать, прежде чем мое тело начало действовать само, на рефлексах, которые так долго и так жестоко прививала мне Зона…

СВД висела у меня за плечом, и не было у меня полутора секунд, чтобы перебросить ее в руки и нажать на спуск…

Но мое тело решило задачу по-другому.

Из расстегнутой кобуры Фыфа торчала рукоять футуристического пистолета Кречетова. Его-то я и выдернул, и потащил по серой траве линию выстрела к черным глазкам Бюргера, уже почти готовым ударить в нас убийственной ментальной волной.

Но «почти» что в Зоне, что на Большой земле совершенно не котируется по сравнению с «уже». Линия выстрела еще не коснулась мутанта, когда я нажал на спуск…

Однако яркого луча не получилось. Вместо этого пистолет мигнул на секунду, словно разряженный фонарик, – и потух.

«Ну, вот и все, – пронеслось у меня в голове. – Обидно сдохнуть от того, что какой-то вонючий, горбатый мут о тебе плохо подумал».

Но ужасного удара все не было…

Вместо этого я увидел, как Бюргер от паха до макушки начал медленно разваливаться на две половинки, между которыми тягуче натянулись зеленовато-белесые нити гноя. Заряда пистолета все же хватило на то, чтобы располовинить карлика, умеющего останавливать пули, но не способного затормозить смертоносный луч…

Обычному человеку покажется странным утверждение, что когда ты стоишь с противником лицом к лицу, то за мгновение до того, как вы начнете стрелять, все чувствуешь совсем по-другому. Во всяком случае, у меня именно так…

Я понимал, что Фыф «держит» всю группу Кречетова на пределе, что где-то внутри шама вот-вот лопнет, перегорит тонкая, вибрирующая нить, отделяющая живого от мертвого. И для этого мне не нужно было смотреть на Фыфа, как и на Дегтяря, который сейчас рванулся к своему пулемету. Половина секунды растянулась, как это всегда бывает со мной в такие моменты… Я понимал, что мы двигаемся очень быстро, нереально быстро для обычных людей, но ощущалось это движение так, словно мы продирались сквозь вязкий кисель времени. Медленно, очень медленно падал вниз брошенной мною разряженный пистолет Кречетова, я же, закусив нижнюю губу до крови, рвал с плеча свою винтовку – и никак не мог сделать это быстрее, хотя старался изо всех сил.

При этом я видел, как все больше растягивается мерзкая улыбка на губах Кречетова, как она ползет по лицу все дальше к затылку, на своем пути разваливая уши на равные половинки, как сминается книзу подбородок, провисая неровными складками, словно он был сделан из тонкой и не очень качественной резины…

А еще я видел, как рука Кречетова тянется не к пистолету Стечкина, как можно было ожидать. Нет, эта рука быстро, слишком быстро для немолодого ученого нырнула за пазуху и потянула наружу что-то очень знакомое, уже виденное мною ранее…

Но стрелять я начал раньше, чем осознал, что же такое пытается вытащить Кречетов. Рефлексы всяко быстрее осознанных действий – в бою пока будешь думать да разбираться, что к чему, тебя просто завалят как кабана. Вот и выходит, что убийство на опережение – это всегда рефлекторное занятие, не имеющее ничего общего с мыслительным процессом…

Первая пуля, выпущенная из моей винтовки, пробила запястье Кречетова, и то, что он почти вытащил наружу, вывалилось из гибких пальцев и начало медленно падать вниз… Ученый попытался нагнуться за странным предметом, но я продолжал стрелять. Причем не в голову, а в живот, выстрел за выстрелом, пуля за пулей, нимало не заботясь о том, что вот-вот очухается пристяжь Кречетова и либо нашпигует меня свинцом, либо ментально размажет по автомобилю. Это – неважно, это все будет позже на полсекунды. А сейчас мне нужно только одно – стрелять в ученого со сползшей с лица улыбкой, стрелять как можно быстрее… Выпущенных мною пуль с лихвой хватило бы для того, чтобы убить обычного человека. Но Кречетов продолжал стоять на ногах, лишь его тело дергалось от пулевых ударов…

И тут начал стрелять Дегтярь. Я видел, как раскаленный пунктир потянулся к телу ученого, как отбросил его назад, на вертолет, и как по правому борту «крокодила» расплываются зеленовато-желтые пятна, совершенно непохожие на человеческую кровь…

Внезапно я услышал, как справа от меня что-то лопнуло. Тоненько так, еле слышно. Но от этого звука у меня мороз по коже пробежал и холодный пот прошиб. Просто понял я, что это лопнуло. Та самая струна, которую я чувствовал все это время. А сейчас всё, нет ее больше. И Фыфа – нет… Не выдержал шам напряжения, перегорел, словно лампочка, светившая слишком ярко. И не «держит» больше никто ни армейских сталкеров с пулеметами, ни карликов-псиоников… которых, впрочем, «держать» было уже не нужно.