Александр Афанасьев - Белорусский набат

Мешок с головы мне сняли, как только мы подъехали куда-то… сам не могу понять, куда. Остановились… потом проехали дальше.

– Выходим…

Я сидел сзади, тот, что сидел справа, вылез сам и вывел меня, мешка на голове уже не было. Я огляделся… от увиденного кровь стыла в жилах…

Американское посольство…

Часть забора вынесена в хлам направленным взрывом, на стене тоже следы ударной волны, но пролома нет – хорошо подобрали мощность заряда. На асфальте россыпи стреляных гильз, и автоматных, и пулеметных, во всем здании, что я видел, ни одного целого окна, часть решеток вынесена. У дальнего угла кто-то валяется со щитом… накрытый этим щитом, то ли наш, то ли не наш… не понять.

Американское посольство захватили. Вот же…

Нет, поймите меня правильно. Я не любитель США и не фанат политики самопровозглашенной «империи добра». Но всему есть предел. Когда в семьдесят девятом иранцы ворвались в посольство США и захватили заложников – это помнят до сих пор, причем помнит весь мир. Мало кто помнит, что в том же семьдесят девятом в Пакистане пакистанские экстремисты захватили американское посольство, и еще одно нападение на посольство в Пакистане было в девяносто первом – при этом американцы странным образом забыли про Пакистан. Но Иран они помнят. И правильно помнят. И не Ирану или Пакистану выбирать, что Америке и всему миру помнить, а что – нет. Нужно просто не быть дикарем.

Я не прав? А почему нет? Есть разница между дикарями и не дикарями. В СССР – когда Великобритания напала на наше посольство в двадцатых – не стали в ответ громить посольство британское. И после Великой Отечественной за американским посольством, конечно, следили, но никто и не подумал бы его громить. И на Донбассе тогда не шахты затопляли, и не людей вешали, а выращивали розы. Красные розы. Донецк так и называли – городом «миллиона алых роз». И все это делали для того, чтобы быть нормальными людьми.

А теперь мы взрываем и затапливаем шахты. Убиваем людей. И захватываем американское посольство…

– Голову пригнул! Пошел!

Дверь вынесена взрывом, и внешняя, и внутренняя, направленный взрыв пробил их, как копье – паучью сеть. Снаружи, у стены, почти не опознаваемые шкварки – все, что осталось от человека. Горелая американская форма – видимо, выкинули, чтобы не воняло. Внутри – баррикада, зрачок автоматного ствола.

– Свои. Полоцк.

– Витязь тройка.

– Двойка. Вперед.

Меня подтолкнули.

– Лезь, справа.

Внутри – еще страшнее. Валяется щит – не наш, массивный «Забор», а более легкий, черный, меньше, чем «Забор», раза в полтора. Видны пробития, тут же у стены валяется и щитовик. Броник – в клочья, кто-то догадался, накрыл лицо какой-то тканью.

Все стекла вынесены в хлам, часть решеток – тоже: решили сделать их как можно менее заметными – и поплатились. С потолка свисают искореженные потолочные панели, большая часть светильников не горит, на стенах по всему коридору следы от пуль – и поверху, от огня с улицы, и ниже, от продольного огня по коридору.

Кто-то успел, используя монтажный пистолет, перекрестить окна стальными тросами: теперь, если кто-то попытается проникнуть в здание через окна, – а это стандартная тактика спецназа, – то его ждет кровавый и неприятный сюрприз – он напорется на эти практически невидимые тросы и будет расстрелян.

– Шагай. К лестнице.

Идем мимо ряда дверей. Какие-то вынесены, какие-то нет. В дверных проемах те же самые тросы, надо перешагивать. В одной из комнат замечаю заложников под охраной вооруженного автоматом боевика, из другой тянет горелым мясом, темно, плохо видно – хорошо видно только ноги в стандартных армейских ботинках на полу.

Поднимайся.

На лестнице пыль, потеки крови – черные, смешанные с пылью. На втором баррикад нет, но на стенах нет живого места. Обращаю внимание на спешно прилепленную под потолок камеру – они уже и собственную систему безопасности развернули.

Странно… но я не воспринимаю их как своих. Это террористы. Террористы, захватившие посольство. И что у меня с ними может быть общего?

– Направо.

Зал довольно большой. Освещен только автономными светильниками, но света хватает, так как еще день. Какая-то женщина ругается с вооруженным человеком, требует освободить ей руки. Еще несколько человек в углу, на них направлен автомат. В общем, если не считать наручников и автомата, обстановка, не выходящая за рамки, так скажем.

Когда мы вошли, все замолчали, даже эта женщина. Как я потом узнал – посол США в Беларуси.

– Оставайтесь здесь.

Теперь я был в распоряжении того человека, который только что ругался с женщиной насчет наручников. Он вывел меня в коридор, подошли еще двое…

– Ну, как тебе…

Кавказский акцент. И без похвальбы кавказцы не могут – для них общественное мнение очень важно.

Я пожал плечами:

– Нормально. Только дальше – что? Это Беларусь? Ты знаешь, что тут смертная казнь сохранена?

Кавказец в маске похлопал меня по плечу:

– Пошутил, да…

…

– Какая казнь, да… Тут Майдан, на площади скачут, презика скинули, какая казнь, да…

Не успел…

Интересно, а американцы, когда готовили для нас подарок, они хоть на секунду представляли, что мы поступим именно так, как сейчас поступаем? Что мы не предотвратим белорусский Майдан, а форсируем его?

Вряд ли….

А я все помню. Я был не пьяный. И начинаю понимать: кто ведет игру, какую и ради чего.

Гады…

– От меня что надо?

– От тебя, дорогой, совсем мало надо, да… Принесут камеру, ты сядешь, текст прочитаешь – и свободен.

– Свободен, – задумчиво повторил я.

– Свободен, дорогой. Вместе с нами вывезут из посольства – гуляй куда хочешь. Если с нами не пойдешь. Мы ведь с тобой одно дело делаем. Интересы Российской Федерации защищаем…

…

– Чего молчишь?

– Текст?

Кавказец в маске достал из-под бронежилета листок с текстом. Я прочитал, сказал только одно слово:

– Нет.

– Нэт?

– Нет. Я не буду это читать.

Я ожидал всего, чего угодно. То, что меня ударят… пристрелят… хотя пристрелят – вряд ли, я им нужен, иначе бы уже пристрелили. Но чеченец только сказал:

– Саша, диканца де [54]…

– Дик ду.

Меня завели в соседний кабинет, больше похожий на кладовку. Света не было, он сочился только со стороны открытой двери, и я подумал, что меня будут бить, но бить не стали. Вместо этого зашел еще один боевик, поставил на пол АИС [55], закрыл дверь. И просто снял маску.

– Привет, ротный.

Это был Куба. Кубинец.

…

– Чего молчишь, ротный…

Да, это был Кубинец. Он сам придумал мне такую кличку – не куратором же называть. Сказал, что в самый раз. Почему – я так и не знал.