Денис Бурмистров - Черный выход

Послышался звук шагов, мягкий и шаркающий, – Херсонец был обут в тапочки, он сошел с крыльца и подошел ближе.

– Ты ведь не думал, что я пущу тебя в дом, утырок? – смеясь, сказал бандит. – Не хватало еще, чтобы всякие слизняки мне паркет пачкали. Ты там живой? Промычи!

Фомин хотел сказать, чтобы он убрал собаку, но, как только начал вдыхать, пес сжал челюсти сильнее, и парень только дернул ногой в страхе.

– Короче, – Игорь почувствовал, как Тоша присел рядом. – Я не знаю, что и как произошло при продаже хабара, но я вижу, что вы на свободе, а Лось чалится на нарах. Из того делаю вывод, что вы как-то с красной мастью повязаны. Подставили Лосика, а?

Игорь не стал отвечать, чтобы не провоцировать пса, который уже буквально заливал его теплой слюной.

– Молчишь? Правильно делаешь, – Херсонец поднялся. – В былые времена мой песик уже жевал бы тебя, как голодная бикса кожаную стельку, а ты бы визжал и ссался, разматывая по двору кишочки. Но ваше счастье, что Лось сам давно напрашивался со своими мутками беспонтовыми. Захотел свои дела крутить, так туда ему и дорога. Пусть еще спасибо скажет, что вы его с пера сняли.

Бандит погладил собаку, от чего алабай захрюкал и чуть не сжал челюсти от старания.

– Однако Лосик был нашим Лосиком, – продолжил наставительным тоном Тоша. – Потому никакая тварь поганая не может за нас решать как с ним поступать. К тому же ему подогрев на зону нужен, а «кабанчик» денег стоит. Так что ты сейчас встанешь, соберешь свои яички в кулачок и добудешь нам откупную в пять тысячи бакинских. Сроку тебе до завтрашнего утра. Не добудешь – твой бородатый дружок пойдет на консервы. А за ним и ты. Усек?

Фомин просипел: «Да».

– Надо говорить, что будет, если вздумаешь встать на лыжи и сныкаться в тумане?

Фомин просипел: «Не надо».

– Хорошо. Бой! Место!

Сжимающаяся хватка прекратилась, давление на спину исчезло. Зазвенел карабин, удаляясь. Игорь вдохнул полной грудью и осторожно встал, поднимая упавшую шапку.

– И запомни, – с наглой усмешкой сказал ему Херсонец. – Это наш город, и вы все в нем с потрохами наши. Потому не думай, что сможешь соскочить. Я, как Зона, – достану везде.

Мать опять плакала, это Игорь понял сразу. Женщина, по обыкновению, прятала покрасневшие глаза, но опущенные плечи и слишком звонкий стук вязальных спиц выдавали ее с головой.

Игорь сбросил ботинки, прошагал в комнату и твердо спросил:

– Что случилось?

Ирина Леонидовна отмахнулась, мол, ерунда.

Фомин присел на корточки возле матери, заглядывая в лицо, повторил вопрос:

– Мама, что произошло?

Женщина подняла голову, ее черты сделались жестче и упрямее. Она посмотрела блестящими от недавних слез глазами на сына и ответила:

– Саше суп не понравился.

Игорь посмотрел в сторону плиты, где на выключенной конфорке стояла кастрюля с отодвинутой крышкой. Рядом лежала перевернутая пачка, из которой на стол высыпалось содержимое.

– Я на соль попробовала, вроде нормально, – сказала мать. – Он пришел чем-то расстроенный, ему не понравилось. Ну и… вот.

– Пьяный? – нахмурился Игорь.

– Ну не то чтобы… Это он, наверное, из-за зубов, очень они у него болят в последнее время.

– Он здесь? – Фомин поднялся, обводя взглядом прихожую и подъем на второй этаж.

– Ушел… Игорь, не надо, не ругайся с ним. Он не нарочно, просто накипело, наверное. У него на работе не ладится, вот и расстроился.

– Ма, хватит его защищать! Он к тебе относится как к какой-то крепостной! Убери, унеси, приготовь, постирай…

– Игорек, он нам крышу над головой дал, кормит и поит…

– И теперь нужно терпеть его такое обращение? – завелся Игорь. – Я сам нам заработаю на еду и питье, а также на крышу над головой!

Мать улыбнулась по-доброму, мягко ответила:

– Конечно заработаешь. А пока что не бери в голову, сынок. У других вон мужья пьют до чертиков, а потом им головы разбивают. Саша не такой уж и плохой.

Игорь хотел горячо возразить, благо было что сказать, но сдержался, лишь буркнул:

– Незачем выбирать между плохим и не очень плохим.

После этого разговора на душе стало совсем муторно. В тяжелых мыслях Фомин поднялся к себе в комнату, некоторое время сидел на кровати, уставившись в пустоту. Потом опустился на колени, засунул руку под компьютерный стол, нащупал между системным блоком и стеной небольшую жестяную коробку и вытащил ее на свет. Вновь уселся на кровать, положив коробку на колени, и задумался.

Он помнил тот день, когда в его жизни появился отчим. Мать говорила, что он как-то приходил к отцу в гости, но Игорь запомнил другое – как незнакомый дядя с неискренней улыбкой входит в их небольшую квартирку, где они раньше жили, и дарит ему небольшой игрушечный самосвал с желтыми колесами. А колеса у этого самосвальчика грязные, в песке. Словно этот дядя нашел машинку в песочнице. Или отнял у кого-то.

Потом Игорь вспомнил, как этот самосвальчик летел в стену и колеса желтыми брызгами разлетались в разные стороны. Дядя Саша пьян и крушит мебель, а мать спиной закрывает плачущего от страха сына.

Отчим никогда не старался наладить контакт с Игорем. Если к матери Фомина Восток еще, может, и испытывал какие-то чувства, то пасынок для него всегда оставался чужим ребенком. Игорь отвечал отчиму тем же. Мать одно время пыталась навести между ними мосты, но в итоге смирилась.

Со временем напряжение между мужчиной и подростком усилилось. А когда однажды Игорь нечаянно разбил мячом стекло в теплице, отчим ударил его ладонью по лицу. Спустя время – ударил за еще какую-то провинность. Потом еще раз. И еще. Он делал это без злобы, без криков и ругани. Он просто бил и говорил за что.

Игорь ничего не говорил матери. Мужчина должен сам справляться со своими проблемами, пусть ему даже на тот момент не было и пятнадцати. Потому он терпел и копил злобу.

И неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы однажды Восток не поднял руку на мать. Тогда Игорь взорвался. Он схватил стоящий в коридоре топор и бросился на отчима. Восток без труда обезоружил его, хорошенько приложив кулаком.

После этого мать порывалась уйти, забрав Игоря с собой. Но Восток как-то уговорил ее остаться, извинился, что-то подарил. Даже извинился перед Игорем, хотя тому было плевать.

С тех пор Восток больше никого из них пальцем не трогал. Однако Игорь чувствовал, что это вопрос времени, – своим поведением отчим все чаще провоцировал на ругань и скандалы. Оттого-то парень и не мог съехать, не мог оставить мать один на один с этим человеком.

Поэтому, как только смог, начал откладывать деньги на новый дом, который будет подальше от Востока, от Искитима, от Зоны. И все, что он смог скопить за неполные восемь лет, сейчас лежало у него на коленях в душной жестяной коробочке.