Дмитрий Глуховский - Метро 2033 . Метро 2034

Последней фразы Артем не понял, но предпочел не переспрашивать. Его внимание привлекла татурировка на сгибе локтя начальника караула — изуродованная радиацией птица с двумя головами, распахнутыми крыльями и крючковатыми клювами. Она что-то ему смутно напомнила, но что, понять он не мог. А потом, когда тот обернулся к одному из солдат вполоборота, Артем увидел, что точно такой же знак, но в миниатюре, был вытатуирован на его левом виске. — И с чем вы к нам? — продолжал начальник. — Я ищу одного человека… Его зовут Мельник. Прозвище, наверное. У меня к нему важное сообщение.

Выражение лица у того мгновенно переменилось. Лениво-добродушная улыбка сползла с губ, и глаза удивленно блеснули в свете свечи. — Можете передать мне.

Артем замотал головой, и, извиняясь, принялся объяснять, что никак нельзя, что секретность, вы понимаете, поручение было — сторого-настрого никому не говорить, кроме самого этого Мельника.

Начальник изучающе осмотрел его еще раз, сделал знак одному из солдат, и тот подал ему черный пластмассовый телефонный аппарат, аккуратно отмотав прорезиненный телефонный шнур на нужную длину. Покрутив пальцем диск, он сказал в трубку: — Застава Бор-Север. Ивашов. Полковника Мельникова.

Пока он дожидался ответа, Артем успел отметить, что татуировка с птицей была и на висках у обоих солдат, находившихся в комнате. — Как представить? — осведомился начальник караула у Артема, прижав щекой буркнувшую телефонную трубку к плечу. — Скажите, от Хантера. Срочное сообщение.

Тот кивнул, и перекинувшись еще парой фраз с собеседником на другом конце провода, отсоединился. — Быть на Арбатской у начальника станции завтра в девять. Пока — свободен, — и махнув рукой тут же отступившему от дверного проема солдату, добавил, — вот, подожи-ка… Ты у нас, кажется, почетный гость и в первый раз… Держи, но с возвратом! — и он протянул Артему темные очки в облезлой металлической оправе.

Только завтра? Артема захлестнуло жгучее разочарование и обида. Ради этого он шел сюда, рискуя своей и чужими жизнями? Ради этого спешил, заставлял себя через боль переставлять ноги, даже когда сил в них уже не оставалось ни капли? И разве не срочное это было дело — сообщить обо всем, что знал этому чертову Мельнику, который не может найти для него свободной минуты?

Или Артем просто опоздал, и тому уже было все известно? А может, он уже знал нечто, о чем сам Артем еще и не догадывался? Может, он опоздал настолько, что вся его миссия потеряла смысл… — Только завтра? — не выдержал он. — Полковник сегодня на задании, вернется ранним утром, — пояснил Ивашов. — Иди-иди, заодно передохнешь, — и он выпроводил Артема из караулки.

Успокоившись, но все же затаив свою обиду, Артем нацепил очки на переносицу и подумал, что они ему очень кстати — заодно и синяка под глазом видно не будет. Стекла в них были царапаные и к тому же чуть искажали, но когда он, поблагодарив караульных, вышел на платформу, то понял, что без них ему было бы не обойтись. Свет от ртутных ламп был слишком ярок для него, да, впрочем, не он один не мог здесь открыть глаза — на станции многие прятали их за темными очками. Наверное, тоже нездешние, подумал он.

Видеть полностью освещенную станцию метро ему было странно. Здесь совсем не было теней. И на ВДНХ, и на всех других станциях и полустанках, где ему до сих пор пришлось побывать, источников света было немного, и они не могли вытянуть из мрака все видимое пространство, поэтому лишь выхватывали его куски, и всегда оставались части, куда не проникал ни один луч. Теней у каждого было несколько, одна — от свечи — блеклая и чахлая, другая — багровая — от аварийной лампы, третья — черная и резко очерченная — от электрического фонарика. Они мешались, наплывали друг на друга, на чужие тени, пластались по полу иногда на несколько метров, пугали, обманывали, заставляли догадываться и додумывать. А в Полисе беспощадное сияние ламп дневного света в Полисе испепелило все тени до одной.

Артем замер, восхищенно рассматривая Боровицкую. Она оставалась в поразительно хорошем состоянии. На мраморных стенах и беленом потолке не было и следа копоти, станция была убрана, а над потемневшим от времени бронзовым панно в конце платформы трудилась женщина в синей спецовке, усердно отскабливая барельеф губкой с чистящим раствором.

Жилые помещения здесь были устроены в арках. Только по две были оставлены с каждой стороны для прохода к путям, остальные, заложенные кирпичом с обеих сторон, превратились в настоящие апартаменты. В каждой был сделан дверной проем, и в некоторых даже стояли настоящие деревянные двери, и застекленное окно. Из одного из них доносилась музыка. Перед несколькими лежали половики, чтобы входящие могли вытереть ноги. Такое Артем видел впервые. От этих жилищ веяло таким уютом, таким спокойствием, что у него защемило сердце — перед глазами вдруг промелькнула какая-то картина из детства.

С той стороны, где должны были находиться гермоворота и эскалаторы, до потолка высилась грубая, но чрезвычайно прочная на вид стена из огромных цементных блоков, в середине которой находилась тяжелая чугунная дверь, запертая на массивный засов. Рядом размещались несколько зеленых военных палаток с нарисованными на них знаками вроде того, что был вытатуирован на висках у пограничников — двухглавая птица.

Там же стояла тележка с укрепленным на ней неизвестным оружием, которое выдавал только длинный ствол с раструбом на конце, чуть показывающийся из-под чехла. Рядом несли дежурство двое солдат в темно-зеленой форме, шлемах и бронежилетах.

Еще двое, но в фуражках с мутировавшими птицами на околышах, охраняли лестницы переходов на Арбатскую.

Посреди станции располагались крепкие деревянные столы со стульями, за которыми, оживленно беседуя, сидели люди в долгополых серых халатах из плотной ткани с карманами.

Подойдя к ним поближе, Артем с удивлением обнаружил, что на висках у тех тоже были татуировки — но не птица, а раскрытая книга на фоне нескольких вертикальных черточек, напоминавших колоннаду. Перехватив пристальный Артемов взгляд, один из сидевших за столом приветливо улыбнулся и спросил его: — Приезжий? Впервые у нас?

От слова «приезжий» Артема передернуло, но справившись с собой, он кивнул. Заговоривший с ним был ненамного его старше, и когда он встал, чтобы пожать Артему руку, выпростав свою узкую ладонь из широкого рукава халата, оказалось, что и роста они приблизительно одинакового. Только сложен был тот более хрупко.

Звали его нового знакомого Данилой. Про себя он рассказывать не спешил, и было видно, что с Артемом он решил заговорить, потому что любопытно было, что происходит за пределами Полиса, какие новости на Кольце, что слышно о фашистах и о красных…