Владимир Андрейченко - Пленники зоны. Смерти вопреки

Готовился Степан к службе основательно, насмотрелся фильмов и начитался книг, качался, занимался вольной борьбой, мечтал о десантуре, но по ряду обстоятельств туда не попал. Пехота… Обидно было до чертиков, но поделать ничего не мог. А тут неожиданно подвернулся случай. Как раз приехали в часть иностранцы. Поглазеть или побахвалиться – кто их знает… Ходили по расположениям разряженными петухами – при значках, эмблемах, медальных колодках да орденских планках. Темные очки, лакированные туфли, двигающиеся квадратные челюсти, небрежно сдавливающие белоснежными зубами столь дефицитную в Союзе жевательную резинку. Ни дать ни взять – сошедшие с картинок и плакатов империалистические агрессоры. Так и хотелось взять и задушить хоть одного – прямо за толстенную шею, двумя пальцами. Почему-то Степан был уверен, что способен на это, особенно после того, как перекинул взгляд с напыщенной, лощеной фигуры одного негра-иностранца на свой прикид: застиранная хэбэшка на два размера меньше положенного, короткие рукава и брюки галифе, растянутые на коленях… Правда, надо отдать иноземцу должное – при входе в казарму тот аж присвистнул, увидев стоящего возле тумбочки двухметрового детину дневального, висящий на поясном ремне которого штык-нож выглядел в сравнении с хозяином лишь жалкой зубочисткой.

И пришла вдруг империалисту в голову идея: решил он попробовать схлестнуться в силовом поединке с легендарным «русским медведем». Надо было видеть сияющий взгляд командира части, когда покрытый испариной горе-вояка с багровым рубцом на толстенной шее оказался выпущен из хватки Кицелюка. Осуществил-таки исподтишка Степан свою задумку – придавил пальцами шею иностранца, оставил свою метку. Отдышавшись, тот сплюнул к стене окрашенную багровым цветом жвачку и уважительно долго жал отряхивающему его солдату руку. Видимо, получил неимоверное удовлетворение.

Но более всего запомнилось удивленное выражение лица неказистого на вид подполковника, входящего в сопровождение прибывшей делегации. Лишь позже узнал Степан, что положенный им на обе лопатки полковник войск НАТО – не кто иной, как представитель диверсионной структуры и участник многих официальных и не только военных действий.

Через два дня Кицелюка вызвал к себе старшина. Без предисловий и разъяснений вручил набитый до отказа вещмешок и, попрощавшись, отправил непонимающего подчиненного в сторону штаба, на стоянке у которого был припаркован незнакомый УАЗик. Сидящий внутри, на месте пассажира, уже знакомый подполковник приветливо кивнул, указав на заднее сидение. Так и попал будущий сержант сверхсрочной службы Кицелюк в противодиверсионное подразделение, осуществляющее охрану особо важного объекта – Атомной Электростанции.

Протяжно вздохнув, сержант процедил:

– Вот что вы за люди, а? Почему каждый раз приходится возвращаться к истокам? Каждый призыв. Парни, если вы за день не умаялись, то я устал очень… И решать ваши надуманные проблемы сейчас не намерен.

– Но он же тебя при всех унизил! – глаза говорившего сверкнули.

– Меня? – Кицелюк усмехнулся. – А может, ты хочешь, Петя, сказать, что это я тебя унизил, когда при молодежи разогнал ваш собравшийся поглазеть кагал? Это типа – уронил в глазах общественности? Или надо было похвалить вас за самоуправство и самосуд, когда вы неуправляемым бараньим стадом накинулись на парня? Ты не совсем еще понятия попутал? Я сколько раз говорил, что возникшие конфликтные проблемы могут решаться только с пользой? Кому не нравятся установленные мной в роте правила, одобренные командиром, тот пойдет на спортивных матах бороться со мной! Желающие есть?!

Через открытое окно послышался лай потревоженных громким криком собак. Степан вздрогнул.

– Бли-и-ин… – протянул он, прикрывая створку. – Еще не хватало сюда дежурного по части привлечь. Значит так, – сержант приблизился к успевшей потерять смелость компашке, – если с головы парня хоть волос упадет, я с вами разговаривать уже не буду, а начну действовать. Если кто забыл, как пришел в роту таким же зеленым и даже в чем-то более наглым, то я обязательно напомню склеротику, как вставал на его защиту, добиваясь справедливости и пытаясь оградить от беззаконных нападок! Вопросы еще будут?

Троица неуверенно затопталась на месте. Кицелюк сделал последнюю затяжку, затушил бычок тонкой струей воды из-под крана, выбросил в мусорное ведро, после чего устало проговорил:

– Все, идите спать, парни. Завтра будет новый день, и новая песня… Мне еще к дежурному по части с докладом идти. И чтоб мне там не барагозили! По-быстрому чай попили и – по люлькам.

– Ну, ты, Вовчик дал! – глядя на товарища, вполголоса восхитился Скобленко. – Я думал: все, хана тебе, когда «деды» подскочили. А Кицелюк – молодец, не растерялся, настоящий мужик. И правильный, к тому же. Видишь, как ситуацией разрулил? Надо его держаться, в обиду точно не даст…

– Ты, Скребок, научись своей головой жить, и верить в свои силы. Всех на свете бояться нельзя. Иначе со временем себя потеряешь, разучившись самостоятельно думать. Вот ты мне скажи: зачем ты вещевой мешок в левой руке держал?

– Так ведь я левша…

– Ну и что? Продумывать надо свои действия! Неужели ты эту дверную ручку не видел? Она же заметно торчала наружу.

– Так я же не думал, что лямкой за нее зацеплюсь.

– А должен был логически размыслить, что выпирающий предмет может тебе помешать. Видишь, как ты непродуманными действиями себе навредил? А если бы в правую руку взял мешок, она бы отсохла?

– Нет, конечно.

– Вот я и говорю, что любые действия надо продумывать.

– Ага, а сам, когда Кицелюка с ног свалил, думал о последствиях?

– Конечно думал, а как иначе?

– Ну, да, думал он… – Виталик почесал ежик волос на голове. – Я бы вот сразу допетрил, что старики сорвутся на помощь сержанту.

– Дурак ты, Скобленко, и не лечишься, – Баранов вздохнул и серьезно посмотрел на друга. – Я, конечно, знал, что деды сорвутся, но тут все упирается в замысел. Если не можешь сам рассудить логически, я тебе пережую. Как думаешь, если бы начальство узнало, как Кицелюк отнесся к памяти героя Великой Отечественной войны, что ему за это могло быть?

– Наверное, по головке бы не погладило…

– Вот то-то и оно, что «не погладило» бы! Хуже того – за такие вещи можно и под статью загреметь. Следовательно, сержант обязательно постарался бы замять инцидент. Кстати, я даже сейчас не уверен полностью, что до ушей командования не дойдут слухи о произошедшем…

– Думаешь, «стуканет» кто-нибудь?

– Все возможно. Вот поэтому он и извинился. И дело, наверное, не в том, что чувствовал за собой вину, просто продумал последствия. Усек?