Олег Быстров - Гренадер

Тёмной прихожей они прошли в комнату. Так и есть, дешёвая меблирашка. Помимо провожатого, оставшегося у входа, в помещении находились ещё трое. Сидели за столом с бутылкой водки и несложной закуской. При появлении Грица встал высокий, худой и сутулый человек со впалыми щеками и совершенно лысой головой. Одет он был в косоворотку с расшитым воротом и холщовую жилетку. Подошёл быстрым шагом:

– Пан Суржак? – И, не дожидаясь ответа, протянул руку: – Тиртый.

Степан Тиртый в львовской организации считался главарём, по слухам, водил дружбу с самим Бандерой. К тому же имел славу человека жестокого и быстрого на расправу. Но пан Станислав заверил, что о встрече договорено на самом высоком уровне. Дескать, опасности никакой. Несмотря на это, от взгляда пронзительных бесцветных глаз и цепкого рукопожатия – будто собака ухватила за штанину – Гриц слегка оробел.

Двое товарищей Тиртого спокойно взирали на пришельца, дожёвывая закуску. Были они чем-то неуловимо похожи друг на друга. Наверное, лицами, одинаково холодными и острыми, как топоры, то ли кистями рук, что свободно лежали сейчас на несвежей скатерти, но готовы были в любой миг – имелось такое ощущение – вцепиться гостю в горло.

Главный оуновец пригласил Грица к столу, налил рюмку водки.

– Прошу, пан Суржак, угощайтесь. Как говорят москали, чем богаты, тем и рады.

Гриц махнул рюмку, закусил кнакенвюрстом – тонкой сухой колбаской, кожура которой отрывается с характерным хрустом, – затем горько вздохнул:

– Русские… их войска уже в городе.

– Об этом и речь, – поддержал Тиртый. – Зато водка у них хороша, не правда ли? Эту бутылку мне привезли из Москвы. «Петровская», напиток богов. Я, конечно, патриот своей Родины, но украинская горилка, скажу честно, нравится мне меньше.

– А я предпочитаю польскую, от Бачевского, пан Тиртый, – нашёлся Гриц. – Пусть москали сами пьют свою водку. У себя дома.

– А украинцы – горилку в Киеве? – усмехнулся собеседник. – Так и там теперь русские. Империя… Мы не политики, пан Суржак, не нам рассуждать, отчего польская армия покинула Львов без единого выстрела. На то были, верно, веские причины. Но нам – я имею в виду ОУН – категорически не нравится русская Галиция.

– Полякам тоже не нравится русская Галиция, – поддакнул Гриц.

– А как вообще видится полякам будущее нашего края? – остро взглянул Тиртый.

Эти бандеровцы всегда сразу берут быка за рога. Пан Станислав предупреждал. И ещё он предупреждал об осторожности. Начиналась самая трудная часть разговора. Суржак поглубже вдохнул воздух.

– Галиция – исконно польская земля, ещё от Речи Посполитой. Сейчас трудная ситуация. В Варшаве решили, что союз с Германией лучше войны с Россией, но это временная мера. Настанет час, и Польша вновь обретёт независимость, раскинет свои пределы от моря до моря! – Гриц невольно цитировал Рыдз-Смиглу и иже с ним, всё больше воодушевляясь польской идеей. Но вовремя спохватился. – Конечно, рядом всегда найдётся место братским народам. И украинскому в первую очередь…

– Угу, – покивал представитель братского народа, – только пока вместо Польши «от моря до моря» мы имеем генерал-губернаторство, окраинную провинцию Третьего рейха.

– Повторяю, пан Тиртый, так будет не всегда. Союз с немцами поможет изгнать завоевателей, позже мы избавимся и от колбасников. Вот тогда польский орёл расправит крылья! А Галиция вздохнёт свободно!

– Польша, Польша… Одна только Польша! – с раздражением прервал оуновец. – Поэтому я и спрашиваю, пан Суржак, как вам представляется положение украинцев после победы над всеми супостатами, неважно русскими или германскими?

– Сейм! – выпалил Гриц. – Безусловно, галицкий сейм! Наравне с радой. Возможны варианты смешанного правительства, это дело будущего. Но в любом случае равноправие польского и украинского населения во всём! Вы получите самоуправление, свободу вероисповедания, образование. Школы с преподаванием на украинском, национальный факультет в университете…

– А вас не смущает, что украинцев в восточной Галиции, в частности во Львове, втрое больше, чем поляков? И кстати, во времена Речи Посполитой, поминаемой вами, пан Суржак, с такой нежностью, эти места назывались Руським Воеводством. – Тиртый поиграл желваками. – Ваше место в Кракове, а во Львове и на других прилежащих территориях законными хозяевами будем мы. И никакого сейма – только рада.

– Пан Тиртый, все эти вопросы ещё предстоит решать, – попытался сгладить острый угол Гриц. – Уверяю вас, найдутся умные головы, все необходимые законы будут приняты ко всеобщему благу. Но после победы. Сейчас у нас другая задача. Есть один для всех враг – русские.

– Есть враг – будем драться, – спокойно сказал оуновец, присаживаясь к столу и на глазах превращаясь из политика в боевика. – Вы хотите предложить совместные действия боевых бригад? Есть оружие? Люди готовы?

– Наши отряды имеют свой план действий, – уклончиво ответил Гриц. – Но координация усилий и обмен информацией были бы очень полезны. Если мы будем знать ваши ближайшие цели, пан Тиртый, то сможем исключить дублирование, опасные накладки…

– Цель одна и простая – бить москалей.

– Вы планируете акцию? Когда, где? – напрягся Гриц. Выведать ближайшие планы ОУН – именно в этом состояла главная задача, поставленная паном Станиславом.

– А вот, где застал русского солдата, там и бей! – осклабился Тиртый. – Мы – организация Степана Бандеры, передовой отряд украинского святого воинства. За нами не заржавеет. Ещё рюмочку, пан Суржак?

Гриц понял, что встреча подходит к концу. Что ж, он так и доложит командиру ячейки: оуновцы себе на уме, карты раскрывать не торопятся и действовать собираются, судя по всему, самостоятельно.

– Благодарю, пан Тиртый. Мне достаточно. И вообще, пора ехать.

– Не смею задерживать, пан Суржак. Надеюсь, наша встреча не последняя. Михась, – повернулся он к звероподобному мужику у дверей, – проводи гостя.

Гриц, вставая из-за стола, не заметил взгляда, которым вожак одарил помощника. В боевой группе давно была наработана система условных знаков, жестов, даже взглядов. Михась едва заметно кивнул.

Они прошли через прихожую к двери. Бородатый Михась пропустил Грица вперёд.

– Будь ласка, пан, – прогудел он из-за спины, – повэртай щэколду.

Гриц взялся за задвижку, та оказалась необычайно тугая. Пришлось ухватиться обеими руками. В тот же миг Михась сгрёб Суржака и сильным отработанным захватом намертво зажал его руки – не вздохнуть, не крикнуть, не пошевелиться. А громила одним движением проколол грудную клетку «орлёнка» длинным стилетом до самого сердца.

Сын мелкого служащего из Лодзи и уроженки Винницы даже не успел ничего понять, только вспышка острой боли – и всё.