Олег Быстров - Гренадер

Кровь на стене и разлитая чашка кофе. Пороховая гарь и запах смерти.

В считаные минуты всё было кончено. Но не расслабляться, ребята! Основная работа впереди.

Бойцы быстро проверили территорию. Главный принцип гренадеров – не оставлять врага за спиной. Живого врага. Принцип выживания на той войне, которую они вели.

Чисто.

Подбежал Сыроватко:

– Ваш-бродие, там пулемёт в доте интересный. Можно его снять и на стойку броневичка поставить. Мы с Колькой это мигом. Позволите?

– Тащи, – только и выдохнул Саблин, ещё не отошедший от горячки скоротечного боя.

Сам отправился ко второму «панцервагену». Подошёл и обомлел – на специальной стойке укреплён «панцершрек»! Оставалось только гадать, кого собирались встречать тут гитлеровцы, но факт на лицо, в броневике мирно дремал такой нужный гранатомёт, полный разрушительной силы. И запас гранат к нему.

В это время Митрофанов с Сыроватко приволокли длинную тяжёлую железяку, в которой, вглядевшись, Саблин признал авиационный пулемёт МГ-151/20. «Двадцать» означало калибр. Серьёзная штука. Митрофанов ещё и две коробки пулемётных лент притащил.

План атаки созрел окончательно.

– Крепите его на «хлебовозку», – скомандовал Саблин. – Туда же два МГ. Это машина прорыва. На ней идём: я, Милан, Андрей и Урядников. Милан, с пулемётом справишься?

Чех только кивнул.

– На втором броневике: Митрофанов, Фирсов, Штоколов и Сыроватко. Митрофанов за руль, Фирсов на гранатомёт.

И будто для того, чтобы подогнать бойцов, и так не сидевших сложа руки, вдали вспыхнуло голубое призрачное сияние. Оно произвело эффект щёлкнувшего бича, трубного гласа, зова судьбы, всё закрутилось ещё быстрее в невеликом пространстве, обнесённом бетонными плитами.

Два «панцервагена», стреляя выхлопами и лязгая траками, сорвались с места.

Саблин вёл свою машину впереди и слева, ударный броневик Митрофанова следовал на корпус сзади и придерживался правой обочины. Здесь, в низине, среди леса было значительно теплее, чем в горах. Дорога раскисла, гусеницы слегка «водило» на мокрой глине. Но машины уверенно набирали ход.

Половина пути пройдена.

Две трети…

Последние пятьсот метров!..

Дальнейшее произошло стремительно и необратимо.

Дорогу освещали редкие фонари на столбах, видимость была приличная, но не более. И вдруг слепящий свет мощных прожекторов вдоль дороги. Саблин невольно зажмурился, но увидел, как чуть ближе беспощадного этого света мелькнула вспышка, и из придорожных кустов навстречу его машине хищно метнулась дымная змея.

Ещё вчера днём они запускали таких же вот «змеев», радуясь точным попаданиям. Поручику показалось, он слышит злобное шипение летящей гранаты.

На голых рефлексах, без какого-либо участия разума, Саблин вильнул рулём, уводя броневик из-под удара. Зад машины занесло, граната чиркнула по бронированному борту. И словно бильярдный шар от борта: изменила направление полёта и впилась в подставленный бок митрофановской «хлебовозки».

Очевидно, стреляли кумулятивной. Узкий протуберанец прорезал броневую плиту «панцервагена», снёс стойку гранатомёта. Кувыркаясь, труба улетела в придорожные кусты, недалеко от неё рухнуло обгорелое тело Фирсова. Броневик начал тормозить, а из кустов открыли шквальный огонь.

– Милан! – заорал во всю глотку Саблин. – Вспышку!

Но догадливый чех уже и сам всё понял. Тяжёлый двадцатимиллиметровый МГ-151 басовито рявкнул и перешёл на устойчивое «тух-тух-тух-тух», перемалывая в мелкую крошку кусты, где мелькнула вспышка РПГ. С треском повалилось дерево, к счастью не перегородив дорогу.

Но и без того ситуация сложилась хуже некуда. Теперь броневик Саблина стоял поперёк дороги, разбитая машина Митрофанова отчасти прикрывала его от обстрела справа. Милан методично переносил разрушительный огонь своего МГ с одной обочины на другую. Урядников поливал из ручного пулемёта правый фланг нападающих, Андрей – левый.

Из «хлебовозки» начал огрызаться Сыроватко, Саблин узнал крепкое сложение и невеликий рост гренадера. Но под плотным огнем противника пулемёт его захлебнулся, боец рухнул в кузов. Штоколова не было видно вовсе: либо убило гранатой, либо лежал тяжелораненый. И на глазах погибал Митрофанов. Его крупное тело вздрагивало и билось под ударами пуль. Гренадер ещё двигал руками, пытался что-то сделать, но вот голова его запрокинулась, плечи оплыли на спинку сиденья…

– Командир, что будем делать? – прокричал в самое ухо Андрей, стараясь перекрыть трескотню выстрелов.

– Собрать гранаты! – проорал Саблин. – Все их мне сюда! Андрей, я подойду на пятьдесят метров, ближе опасно… Передам тебе управление, поворачивай на просеку… Я – к опоре, взорву как-нибудь…

– Не дури, командир! – Рука подпоручика впилась в плечо. – Гранатами бетонную опору не возьмёшь! И-эх! Не поминай лихом, командир! Служу Отечеству!

С криком «Прикройте!» Станкевич выпрыгнул из броневика и, пригибаясь, зигзагами бросился к разбитой «хлебовозке», двигатель которой, несмотря ни на что, работал на холостых оборотах.

– Не сметь! – зашёлся в крике Саблин. Всем естеством своим он протестовал сейчас против поступка друга, хоть разумом понимал – другого выхода нет. Подпоручик принял единственно верное решение. Но не кричать тоже не мог: – Я приказываю, вернись!

Андрей был уже около броневика. Вот, с видимым трудом, он сдвигает громоздкое мёртвое тело Митрофанова с водительского места. Втиснулся. Броневик выдал густое облако выхлопа и сорвался с места. Он скользил по дороге, не беспокоясь о летящих вслед пулях, будто был уже по другую сторону жизни, и ничто земное, бренное его не касалось.

Проскользнул и нырнул в голубое свечение, окутывающее опоры, словно в облако. Приглушенно ухнул взрыв, и в следующий миг с того места, где располагалась антенна, взметнулась молния: ветвистая, лилово-зеленоватая, ослепительно-яркая. Она выросла прямо над опорами. Голубое свечение вытянулось вверх, словно острый язык пламени. А следом дрожащая переливающаяся голубизна принялась втягиваться в шахту, стремительно уходя под землю.

И земля не выдержала, треснула с оглушительным грохотом. Тяжёлый удар, идущий, казалось, из самых её недр, потряс окружающее пространство. Под ложечкой защемило, сердце пропустило удар, виски сдавило. Саблин зажмурился…

И вдруг стихли все звуки.

Саблин встрепенулся, распахнул веки. И подумал, что спит, и снится ему страшный сон. Как детский кошмар, когда падаешь в бездонную яму: и падению этому нет конца, и душа сжимается в маленький трясущийся комочек.

Потому что только во сне всё могло повториться вновь, в точности как несколько мгновений назад: стрельба, свет прожекторов и выросшая – там, позади – необычная молния. Не бьющая с облаков в землю, а напротив, вырастающая из земли в небо. Но их броневика там уже не было, и земля дрогнула как-то отдалённо. Не больно.