Георгий Савицкий - Гнев Новороссии

После того боя в Райгородке старший лейтенант Новиков не находил себе места. Перед глазами был все тот же стекленеющий взгляд отца Михаила, уходящего в светлый горний мир… Человека, выполнившего свой долг и не убоявшегося смерти.

Константин Новиков, хоть и крещеный, не был человеком верующим. Отмечал, как и все, Рождество Христово, Пасху, ну еще Спас в августе. Медицина, особенно военно-полевая, воспитывает в военвраче прагматизм, граничащий с цинизмом. Выздоровление раненого – не чудо, а результат тяжелого труда хирургов. К тому же, если человек выживает после ампутации, то впереди у него – тяжелая и безрадостная жизнь калеки. Согласитесь, слишком большая цена, зачастую нивелирующая и сам факт «чудесного исцеления»…

Но сейчас старший лейтенант медицинской службы пришел в церковь. Он просто искал покоя и уединения. Пахло ладаном и растопленным воском, под сводами храма струился мягкий свет. С иконостаса испытующе смотрели лики святых, заглядывая прямо в душу.

А в душе смятение и горечь сменились странным покоем, будто бы в тонкую составляющую человеческой личности вкололи сильное обезболивающее. Вдруг пришла совершенно дикая и крамольная мысль: «Исповедь – это премедикация перед смертью!» В анестезии премедикацию, инъекцию препаратов, притупляющих тревогу и страх пациента, проводят перед операцией. Здесь, получается, то же самое. Убоявшись цинизма, Константин Новиков быстро перекрестился. Вечно в голову всякая ерунда лезет.

За спиной раздались гулкие шаги. Новиков обернулся: в храм вошел батюшка, перекрестился, поцеловал икону Святого Георгия Победоносца в центре и снова осенил себя крестным знамением.

– Что вас тревожит?

– То же, что и всех, батюшка. Война, – горько усмехнулся Константин Новиков. – Вы знаете, я редко хожу в церковь, но там, в Райгородке, случилось нечто такое, что заставило меня по-другому взглянуть на многое. Местный священник в минуту смерти молил не за себя – за всех нас! Что это: чудо или подвиг? Мы спасли всех, кто прятался в церкви.

– Меня зовут отец Виталий, я настоятель этого храма.

– Старший лейтенант Константин Новиков, – представился военврач.

– Расскажите о том, что случилось в Райгородке, поподробнее. Я понимаю, что это трудно, но, тем не менее, очень важно.

Священник слушал очень внимательно сбивчивый, с массой подробностей рассказ русского военврача. А когда тот закончил – размашисто перекрестился:

– Господи! Прими душу усопшего раба Твоея – Михаила. И ниспошли ему вечную па-а-амять! Аминь, – произнес нараспев батюшка, снова перекрестился. – Что поделать, война – это ад…

– Нет, батюшка, я с вами не согласен. В аду страдают грешники, и это справедливо. А на войне страдать приходится невинным.

– Пожалуй, вы правы… Честно говоря, не задумывался над этим. Спасибо.

– Это вам спасибо, отец Виталий. Как камень с души свалился!..

– Товарищ старший лейтенант, заходите почаще в храм Божий.

Константин Новиков только пожал плечами.

Тонкая хирургическая нить стягивала линию разреза. За усталыми плечами военврача остались три часа тяжелой операции, кровь, та, что была разлита на операционном столе, и та, что по каплям поступала в вены раненого, восполняя потерянный объем. В эмалированном ведре у ног хирурга в темной крови лежали ватно-марлевые тампоны, обрывки бинтов, осколки, выковырянные из внутренностей двадцатилетнего ополченца.

– С этим парнем заканчиваем. Сестра, состояние больного?

– Пульс замедленный, пятьдесят ударов в минуту. Давление – девяносто на пятьдесят.

– Физраствор – внутривенно-капельно. Антибиотики широкого спектра действия. И следите за его жизненными показателями.

– Ясно, доктор.

Константин Новиков вышел в предоперационную, стащил с себя хирургические перчатки и окровавленный халат. Потянулся, размял пальцы. Сейчас бы кофе!.. Да, чашечка кофе не повредит.

К горьковато-терпкому черному напитку из термоса примешивался пластиковый привкус. Но голову он, все же, прояснял неплохо.

– Сейчас день или ночь?

– Утро, десять часов, – устало ответила анестезиолог Ирина Митько, поправляя прическу. – Бутерброд с тушенкой хочешь?

– Ага, проголодался, как волк! – Костя блаженно зажмурился, как кот: что может быть лучше кофе из термоса и бутерброда с тушенкой после смены в операционной.

– «Медицина», на выход!

– Ну, твою ж мать! – Новиков подавился бутербродом.

– Костя, срочно выезжай, в селе Невском артобстрел! – к врачам подбежал подполковник Авраимов. – Оба наших джипа на выезде, поедешь с местным экипажем «Скорой помощи»!

– Блин, у меня же в головном джипе вся «снаряга» и оружие остались!

– Бери вон там «броник» и укороченный «калаш». И осторожнее там, придется ехать через блокпосты Нацгвардии Украины.

– Хорошо, Юрий Гаврилович.

На тяжеленном, еще советского образца, бронежилете кто-то налепил белый лоскут лейкопластыря с красным крестом. Костя вышел на улицу, проверил оружие, лязгнул затвором автомата, досылая патрон в патронник. Один из ополченцев, охраняющих госпиталь, протянул военврачу смотанные изолентой магазины на сорок пять патронов.

– Они тебе нужнее, Док.

– Спасибо, – Костя сменил магазины и перецепил ремень на заднюю антабку, чтобы получилась ременная петля. Так ему было удобнее таскать автомат.

Навьючив на себя «броник», медицинскую сумку с реанимационным комплектом, рюкзак с медикаментами и перевязочными материалами, подхватив автомат, Новиков неуклюже побежал к Ленинской больнице. У обочины замедлил шаг, пропуская пару бронетранспортеров и «Урал» со спаренной «Зеушкой» в кузове. На броне сидели бойцы в «горках» и разгрузочных жилетах, автоматы у всех – с «подствольниками». У многих – с коллиматорными прицелами. Цепкий взгляд хирурга замечал малейшие детали.

Защитного цвета «уазик» с красными крестами на бортах стоял во дворе больницы. На дверцах висели старые бронежилеты – защита от случайных пуль.

– Здравствуйте, – за руку поздоровался с Костей невысокий крепыш с копной русых волос. Его широкое открытое лицо придавало медработнику простоватый вид. – Сергей Николаевич Горчаков, фельдшер с самостоятельным правом выезда.

– И въезда? – пошутил Костя.

– А вот с въездом могут быть проблемы. Там блокпосты Нацгвардии… Но ведь и раненые ждать не будут. Грузитесь и поехали!

Местный фельдшер нацепил бронежилет и сразу стал похож на Винни Пуха из старого советского мультика. Правда, такой же укороченный автомат, как и у Кости, резко контрастировал с образом добродушного увальня-медвежонка.

Старший лейтенант Новиков забрался внутрь и уселся в кресло сбоку возле носилок. Изнутри вдоль бортов салона были наварены стальные листы – еще одна защита от обстрела. Между креслом и лежаком лежала сложенной пара армейских брезентовых носилок еще советского образца. Русскому военврачу, привыкшему к более просторному салону бронированного медицинского джипа, было ужасно неудобно в тесном пространстве «уазика-таблетки».