Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

СТАРАЯ ШКОЛА

Стеклянная, сияющая чистотой кабинка катилась вниз. Серафима Павловна подняла глаза к небу. Высоко в зените, под самыми животиками облаков, сиял большой голографический экран, на котором сменяли друг друга лица участников. Мелькнуло и ее лицо.

«Какая же я старая, – с удивлением подумала Серафима Павловна. – И морщин сколько».

Трибуны взорвались криками и аплодисментами. Видимо, пришел поболеть кто-то из «ребят». Может, даже и с семьями.

«Надежды там точно нет, – с тяжелым сердцем подумала Серафима Павловна. – Она в больнице. У Сережи».

Кабинка пронеслась над блестящими словно после дождя стенами живой изгороди, едва не задевая дном поднятые копья статуй и искристые верхушки фонтанов. Проплыл под ногами сложный иероглиф посыпанных гравием дорожек.

– Серафима Пална, але, – ободряюще шепнул из наушников штурман Дима. Сима привычным величественным жестом подняла руки, приветствуя трибуны. Ювелирно отточенный жест, ограненный до совершенства пятьюдесятью годами начальной школы.

«Здравствуйте, дети». Але. И словно по мановению волшебной палочки тридцать человек вскакивают как один, выстраиваясь вдоль парт.

«Меня зовут Серафима Павловна».

– Божонина Серафима Пал-лна, – сочно растягивая слова, зычно возвещает голос над трибунами. Знакомый голос. Костя умеет завести толпу. Многие вскакивают с мест, машут руками, когда Сима проходит по дорожке от стеклянной капсулы транспортера до своего места. И новой капсулы.

– Пятьдесят лет в начальной школе – такое по силам далеко не каждому! Встречаем Серафиму Пал-лну, класс-с-сную даму старой закалки!

Видимо, большинство из тех, кто пришел смотреть шоу, как-то иначе понимают эти слова. Они кричат «классная дама» и тычут в небо большими пальцами.

Серафима Павловна благосклонно кивает трибунам, стараясь не смотреть на лица. Потому что сейчас, перед началом шоу, главное – сохранить достоинство. А какое может быть достоинство в том, что ты, старая ворона, идешь, встряхивая тщательно завитой сединой, под рев толпы, приготовившей мобильники: снимать и слать эсэмэски.

В крошечном наушнике пиликнул таймер. Пошел отщелкивать десять секунд до прямого эфира. Десять, девять, восемь…

Восемь, девять, десять… Го-орько!

Аллочка и Даня целуются. Серафима Павловна смотрит на сына, а Сергей – на нее. Всегда только на нее. Может, в том с самого начала была вина Симы: привыкла в школе первоклашками командовать. И вместе со стопой тетрадей принесла командную манеру домой.

– Внимание, – громко провозглашает тамада, так торжественно поднимая бокал, что через хрустальный край выплескивается шампанское. – К нам уже спешат поздравления от государства. В этот праздничный день наши молодые наконец смогут принять участие в социальной лотерее «Новая семья»!

Гости аплодируют. И Серафима Павловна, и Сережа тоже. Аллочка прижимает пальчик к губам, обдумывая ответ. Даня, счастливо прислушавшись к ее ласковому лепету, набирает на сенсорной панели – лотерея «Мой малыш»: «девочка», «3,5 кг», «52 см».

«Принято», – отвечает механический голос.

«Принято», – вторят гости, сдвигая бокалы.

Молодые снова целуются. И Серафима Павловна с Сережей тоже. Потому что счастливы за сына, потому что любят друг друга уже двадцать пять лет, как в день свадьбы. И шампанское ударяет в голову. И кажется, что все получится.

Надя родилась через два года. Первым девчачьим криком подтвердив право папы и мамы на новенькую двушку улучшенной планировки в районе аэропорта. Честно вытянула три с половиной килограмма на первом взвешивании, оплатив себе детский сад и школу. А вот ростом Надюшка всегда была невелика, как ни хотелось Аллочке, чтобы дочка пошла в отца. Недобор в полтора сантиметра означал лишь одно – учебу в вузе семья будет оплачивать самостоятельно. Но таких денег в бюджетной сфере не заработаешь.

Даня срочно ушел из поликлиники терапевтом в частную больницу. Аллочка отправилась за ним, по вечерам бегала по клиентам: хорошая массажистка всегда нужна. Сережа сменил проектное на стройку. Больше зарплата.

А Серафима Павловна осталась в школе.

Ни сын, ни невестка, ни муж – ни один не упрекнул, не обмолвился и словом. Но Сима чувствовала на себе тяжелые взгляды коллег. Мол, ради внучки могла бы и потерпеть. Устроиться в гимназию. Пятьдесят один – не возраст. Люди и постарше работу меняют. Но Сима осталась в старой школе. Сюда она пришла еще совсем девчонкой. Здесь на родительском собрании встретила Сережу. Здесь учился Данька. Здесь выучит и Надю.

Серафима Павловна осталась. Осталась до самого последнего дня, когда классы перевели в новое здание, а старую школьную территорию обнесли забором, пригнали бульдозеры и краны. Нет, не новая жизнь, ненасытно требующая перемен, заставила Симу покинуть класс. Это были они, ее ребята.

Дети, что сорок лет назад входили сюда под дребезжание первого звонка, умели любить. Они полюбили школу. Они запомнили школьный сад, утопающие в зелени корпуса. И, став взрослыми, решились признаться в этой любви единственным известным способом – дать родной школе денег. На новое здание поближе к центру района, на современную технику, компьютеры, тренажеры… А в знакомом с детства здании начали готовить приют для себя. И через пару лет вместо доски над входом в школьный сад появилась резная табличка «Дом престарелых “Старая школа”».

– …«Старая школа»! Два пожизненных места категории «Все включено» для финалистов шоу «Зажились!», – взвился над трибунами знакомый голос. – Еще раз повторим для вас имена и номера наших участников. Три-ноль-ноль-один, Лопатин Иван Александрович, слесарь-ремонтник с тридцатилетним стажем. Личное обаяние и монтировка! Иван Александрович Лопатин! Две тысячи ваших голосов на номер три-ноль-ноль-один вложат заветную монтировку в руки этого игрока. Неужели вы оставите героя с пустыми руками?

На экранах появилась алая монтировка. Медленно вращаясь, подставила камере логотип фирмы-изготовителя. Лот номер три-ноль-ноль-двенадцать – масляно блестящий разводной ключ. Счетчик в углу экрана лихорадочно отсчитывал голоса.

Стеклянная капсула на высокой серебристой ноге вознеслась над зелеными изгородями лабиринта. Иван Александрович замер в ней, как паук в янтарной капле, подняв над головой сцепленные в замок руки. Серые со стрелками брюки, коричневые сандалии, клетчатая рубашка с коротким рукавом, полотняная шоферская кепка – на имидж «своего парня» ушла не одна неделя работы, а небрежную растрепанность молочно-белой седины создавали опытнейшие стилисты и лучшие парикмахеры. Он и вправду выглядел своим, смутно знакомым, так что Серафима Павловна даже прищурилась, стараясь разглядеть лицо слесаря, но случайный солнечный луч блеснул на стекле кабинки, заставив ее отвести взгляд.