Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

– Это они ее создали. Так же, как раньше – каменных гигантов, секача, шипохвоста… Это все их игрушки – экзофауна и солдатики. Они напускают на нас зверей и смотрят через осиный глаз, кто победит.

– Ни черта себе игры! Да разве может нормальный человек…

– Они не люди, Витя.

– А кто?!

– Не знаю.

Сижу я рядом с Маринкой на полу под дверью, прислонясь к железу затылком – так легче соображать, – но все равно чувствую себя таким же контуженным. Потому как начинает мне казаться, что она дело говорит!

– То есть ты хочешь сказать, что вот эти мальчишки и девчонки и есть наши враги?

– Нет. Они хоть и не люди, но все равно – дети. Просто им рассказывали плохие сказки.

С ума я сойду от этих сказок!

– И что же нам теперь делать?

– Им нужно помочь.

– Во-от, – вздыхаю облегченно. – Слава Богу, ты начинаешь приходить в себя. Вывести их отсюда мы впятером не можем. Можем только попытаться дойти до своих и вернуться со спасателями.

– Им не нужны спасатели, – улыбается Маринка. – Им нужна мама… А вы идите.

– То есть как это – идите?! А ты?!

– А я буду сидеть здесь и рассказывать сказки.

– Где здесь? Под дверью?! Они тебя даже не услышат!

– Услышат, – смеется. – И увидят.

И показывает куда-то на потолок. Я поднимаю голову. Прямо над нами на потолке, вцепившись лапками в известку, сидит белая оса…

Оставался самый сложный участок перед станцией. Землю здесь будто трактором вспахали. В любой момент из-за бугра может появиться клешня секача, щелкнет наобум, и ничего не успеешь сделать, сколько ни поливай себя дезодорантами…

– Баир! Рви первым! Славка, за ним! Глеб!

Нормально прошли ребята. Теперь я. Последнему идти труднее всего. Если секач почувствовал сотрясение почвы, мог уже и подрыться поближе. Прыгаю с кочки на кочку. Но вот наконец и стена. Можно передохнуть. Однако только присели, как совсем рядом, за стеной, вдруг просыпалась щебенка.

Так, ребята. Похоже, у нас гости. Баллоны приготовить. Толовые шашки. Да и зажигалку на всякий случай. Сам же оттягиваю затвор своего верного «макара» номер 2873. Толку от него мало, но как-то мне всегда с ним спокойнее…

Шорох ближе. Еще ближе… Вот сейчас появится из-за угла… Кто? Секач? Шипохвост? А может, сразу оба?

И тут они появились. Вдвоем. Плюшевый медведь и веселый розовый поросенок. Оставляя в пыли круглые нечеловеческие следы, они бодро зашагали по дороге, распевая во все горло:

– Куда идем мы с Пятачком – большой, большой секрет! И не расскажем мы о нем! О нет, и нет, и нет!

Вопреки общепринятому мнению криоконсервирование практически не используется во время перелетов к дальним планетам. Достаточно нескольких случайно затесавшихся кристалликов льда в ненужном месте, например, в голове, и нейрохирург будет долго и вдумчиво ковыряться у космоплавателя в мозгу, присылая страхователю здоровья один счет за другим. А в итоге все равно получится овощ.

Так что этот вариант годится только для военных бортов, где важна скорость, а процент потерь при транспортировке изначально учтен в цене операции.

Да, слыхал я про интересную задумку с заменой воды в человеческом организме на антифриз типа метапропиленгликоля, но с этим даже на крысах стесняются экспериментировать.

На гражданских судах обычно используются нейроинтерфейсы продолженного сна, где после подключения кабеля к разъему получаешь порцию сигналов торможения в подкорку и далее имеешь что-то вроде регулируемой каталепсии.

С одной порции – трое суток отключки с подведенным мочеприемником, затем шесть часов бодрствования – обед, туалет, тренажерный зал, изучение отчетов по теме. Игра в крестики-нолики, а на большее ты не рассчитывай, голова-то не очень варит. Видел я и совершенно обалдевших «астронавтов» после 72-часовой каталепсии; они шли прогуляться, забыв отсоединить мочеприемник и оставляя за собой тропку из упавших слюней и желтый ручеек…

Но вот долетели-сели. Транспортный борт «Сычуань» высадил меня на международной станции «Юпитер-12» вместе с компашкой каких-то южноазиатов, именующих себя исследовательской группой университета Беркли (это те ребята, которые за американцев думать должны), после чего отправился в систему Сатурна. Говорят, среди пассажиров был один шишкарь, целый сенатор из Нового Света – по крайней мере в новостях не раз сообщалось о судьбоносном перелете высокопоставленного лица, – но, видимо, у него был свой отсек и свой выход.

Станция большая, тороидальная – ее, кстати, строили машины-«матки», что разделяются на тьму микро– и наноассемблеров [1] Наноразмерные роботы, способные как к сборке своих копий, так и макрообъектов. и используют всякий щебень, вращающийся вокруг Юпа. А тор в народе называется бубликом.

В центре его терминал для бортов дальнего следования. Пока добираешься на лифте по радиальному тоннелю до самого бублика, многое меняется. В лифт заплываешь рыбкой, а из него выходишь от непривычки на полусогнутых. Меня и толпу южноазиатов на прогулочной палубе встречает не только почти родная сила тяжести, но и явные признаки развала.

Из потолочных панелей текло, образовавшиеся на полу лужи подтирались изрядно жужжащими робоуборщиками, которые так и норовили сделать вам подсечку; уже немного оставалось до подставленных баночек и тазиков. И чем-то таким попахивало. Мочой как будто… Последствия то ли недофинансирования, в смысле – воровства подрядчиков, то ли конструкционных недостатков, проявленных излучениями Юпитера-батюшки.

Теперь понимаю, отчего немалое число исследователей юпитерианского мира предпочитает «Европу-1». Там все удобства, включая бассейны и прочие джакузи, но подальше от протекающих панелей и юпитерианских излучений, благодаря которым могут увять любые помидоры. Впрочем, туда пускают только своих – представителей Североатлантического союза. А «коварным китайским и русским шпионам» – шлагбаум.

Когда вышел с терминала, заметил некоторое оживление, связанное с обеденным перерывом.

Заняться работой я намеревался на следующий день. Отправил багаж на ленточном транспортере, который тихо скользит на фуллереновых шариках через весь бублик, а сам – питаться вместе с берклийскими южноазиатами. Они, кстати, оказались поголовно биологами и химиками-органиками (к чему бы это в окрестностях безжизненного Юпитера?). Говорили они на пиджин-инглиш южных морей, заметно отличающемся от моего стандартного бэйзика – на котором ставятся задачи для «почти-разумных» программ. Так что в основном мы улыбались друг другу; а поскольку их было много, то у меня даже мышцы лица заболели.