Артем Тихомиров - Поле боя

– Да, – рассеянно кивнул штурмовик, словно обдумывая ее слова. Они сбили его с толку.

– Я с ног валюсь, так что, пожалуй, таблетка не помешает. – Асура повернулась и зашагала обратно в сторону лагеря. Сделалось тихо.

Ирган еще какое-то время топтался на месте. Ему требовалось выстроить мысли хотя бы в какой-то последовательности, чтобы устранить хаос. Само по себе присутствие Асуры вносило немалый диссонанс, который преодолеть было чрезвычайно нелегко, а тут еще операция, недостаток данных, неуверенность в собственных силах. Таг никогда не примерял на себя роль командира и до недавнего времени даже не задумывался над этим. В его планах на будущее не значилось создание собственной группы. Группа – это ответственность, умение держать ситуацию под контролем, авторитет, в конце концов. Удел избранных, если выражаться красивыми словами. Жребий таких, как Джнахин. Хибо со стальным стержнем внутри. А кто он такой? Просто солдат, хороший, профессиональный, но только солдат. И Асура наверняка ошибается или просто пошутила, сказав, что чувствует в нем лидера, которому бы доверила свою жизнь. Лидер не боится и умеет бороться с сомнениями, так, по крайней мере, это себе представлял Ирган. Сейчас же он не просто боялся, а испытывал ужас. Он взялся руководить заранее провальной операцией; ему вести на смерть людей, тех немногих, что остались.

Таг стиснул кулаки. Была секунда, когда он хотел все отменить, убедив фермеров, что бездействие спасет куда больше жизней. Они поймут… Нет, неверно. Не поймут. Все, чем кончится его речь, это плевком в лицо, презрительным смехом. Таг Ирган станет отверженным. И если ему было бы все равно, какое мнение сформируется у беженцев о нем, он не мог себе позволить стать трусом в глазах Асуры. Трусом и предателем.

Ирган не помнил, чтобы когда-то еще переживал столь мучительные сомнения и страх. Годы прошли с того дня, когда он впервые взял в руки оружие и занялся войной; почему вдруг такое случилось с ним теперь?

Штурмовик огляделся. Он был один, рассчитывать не на кого. Никто не даст совета и не решит за тебя. Не потешит твое самомнение неуклюжим комплиментом в стиле: «Расслабься. Ты же герой, братец, а у героев коленки не трясутся».

Таг впервые пожалел, что бросил группу, увлекшись Асурой и стремлением совершить подвиг. Он лишился семьи.

Орбитон. Лагерь объединенной хибранийской группировки. Полчаса после возвращения «Вдовушки»

Фаррел Джнахин мерил шагами коридорчик перед дверью в комнату совещаний, той самой, где он и Лайдан Батта обсуждали операцию.

Капитан доходил до андроида-охранника и поворачивал назад. Десять шагов туда, десять шагов обратно. По другую сторону дверного проема был виден холл, по которому деловито сновали офицеры эмадинских вооруженных сил. Штаб не прекращал работу ни на минуту. Каждый в этом здании чувствовал себя частью целого, человеком нужным в независимости от звания. Военная машина работала как часы. Такое, Фаррел знал по опыту, встречалось нечасто.

Но сам Джнахин был здесь лишним. Мало того, ему казалось, он стал просителем, который смиренно ждет, когда чиновник соизволит принять его. Батта ушел на очередное оперативное совещание. Разведке в этой войне отводилась важная роль, поэтому Лайдан и его подчиненные постоянно оказывались на переднем крае. В последний раз Фаррел связывался со своим куратором, когда «Вдовушка» вошла в систему Орбитона, но майор и словом не обмолвился о том, чем намерен заняться. Возможно, Батту вызвали в последний момент, перед самым приходом Джнахина, однако это служило слабым утешением.

Хибо был в ярости, и ему требовалось сорвать ее на ком-то. Или на чем-то. Остановившись перед закрытой дверью, наемник посмотрел на андроида. Капитан мог сломать эту железяку одной левой, но мысль, что бюрократы покатят на него бочку за порчу армейского имущества, подействовала отрезвляюще. Фаррел отвернулся. Ему сказали, что майор пробудет на совещании еще как минимум полчаса; с той поры прошла половина. Ярость понемногу снижала накал, капитан сделал глубокий вдох и выпустил воздух, прислушиваясь к ритму сердца. Придя сюда, наемник собирался устроить куратору головомойку, высказать ему все, что он думает об эмадинской разведке в целом и Канни Офир в частности. Хотел поставить ультиматум: либо Батта и его миньоны прекращают совать нос в его дела, либо он умывает руки. Из-за выходки Офир едва не сорвалась операция, группа оказалась в положении, когда была вынуждена спасать свою жизнь. «Секирам» повезло, что в распоряжении Жженого не оказалось более опытных и расторопных бойцов и что сам их командир допустил такой серьезный просчет, не подумав о взрывчатке. Вряд ли Жженый смог бы обезвредить заряды, но в его силах было отвести своих людей подальше, спасти их и выжить самому. На войне многое решает случайность, Фаррел знал об этом, просто он всегда старался свести случайности к минимуму, если не вовсе исключить их. Эмадинцы же, наоборот, словно намеренно разрушали привычный стиль работы капитана.

Джнахин остановился, тяжелым взглядом уставившись на дверь. Время тянулось бесконечно.

Он мог уйти, хоть сейчас. Не получалось. Ноги не несли. Капитан приходил в ужас от мысли, что придется смотреть команде в глаза. Бойцам, что остались.

Хибо чувствовал себя виноватым, словно из-за своей оплошности опять потерял кого-то на поле боя. Сделал ли он достаточно, чтобы остановить Тага и Асуру? Нет, капитан не был уверен. Тогда им руководила злость. Его авторитет втоптали в грязь при посторонних, каких-то паршивых фермерах, не способных постоять за себя. Как вообще Асура осмелилась? С другой стороны, она просто доказала своей выходкой, что не может работать в группе, но Таг! Таг, которого Джнахин считал своим сыном, преемником, наследником, наконец! Тяжелее всего Фаррелу было пережить именно предательство.

И все же – вина лежит на нем. Фаррел элементарно не справился со своей задачей; вместо того чтобы спокойно все обсудить, он рубанул сплеча. И если Таг и Асура погибнут, совершая свой нелепый подвиг – а это наверняка случится, – то лишь потому, что Джнахин провалил этот экзамен.

Он прислонился спиной к стене, ощущая внезапную слабость в ногах. Ужасно было чувствовать груз времени. Он просто старик, вероятно, до сих пор не понявший, что ему пора на покой. Запутавшийся, жалкий. Не было больше того Фаррела, которым восхищались и о котором сочиняли героические небылицы. Чего стоит его золоченая доблесть, если он не смог защитить своих детей и то, что они считали правильным? И с каких пор деньги стали играть главную роль в его жизни?

На лбу Джнахина выступил пот. Капитан стер его и посмотрел на влажные пальцы.