Лариса Петровичева - Изгнанник

– Благодарю вас, сир, – с искренним теплом произнес Шани. – Я рад, что не остаюсь более в неведении относительно того, кто принял столь значительное участие в моей судьбе.

– Не благодари, – вздохнул Миклуш. – Мне это ничего не стоило, кроме утоления корысти.

Так. Это уже становилось интересным.

– В чем же корысть? – спросил Шани как можно более невозмутимо. Миклуш вздохнул, провел ладонью по усам и промолвил нерешительно, словно стеснялся своих слов или боялся, что его неправильно поймут:

– Меня хотят убить.

Шани проснулся от того, что в дверь его съемной квартиры нетерпеливо и громко застучали. Открыв глаза, он сел в постели и некоторое время пытался понять, где находится и что происходит. Блаженная минута неведения после пробуждения быстро растаяла: он вспомнил вчерашний разговор с государем, и заботы вновь навалились на него всей своей тяжестью. За окном занималось хмурое утро поздней осени, сыпала мелкая снежная крупка вперемешку с дождем, и далеко в Бакалейной слободе дворники стучали железом о железо, поднимая благочестивых бакалейщиков на раннюю молитву святому Власу. А здесь, в самом сердце столицы, в фешенебельном доме на площади Цветов было тихо, и никто даже не собирался просыпаться. День Заступникова воскресения, торопиться некуда, тем паче что последний сосед угомонился только час назад – в доме любили отмечать престольные и простые праздники и гулеванили почти каждый божий день.

Стук повторился. Шани поднялся с кровати и подошел к двери.

– Кто там?

Снаружи послышался долгий всхлип и жалобный вздох.

– Это я, Хельгин.

Шани открыл дверь, и Хельга тотчас же рухнула ему на грудь и разрыдалась. Высунувшись наружу, Шани убедился, что утренний визит не привлек внимания посторонних, – при всей разгульности собственных нравов его соседи отличались невероятной и неуместной бдительностью по отношению к новоиспеченному декану в любое время дня и ночи, а затем задвинул засов и провел Хельгу в комнату. Та, судя по всему, пребывала в глубокой истерике – девушку трясло, она заливалась слезами и вряд ли понимала до конца, где находится. По подбородку стекала тонкая струйка крови из безжалостно искусанной нижней губы. Усадив Хельгу в кресло, Шани быстро накинул халат, чтобы не смущать исподним свою неожиданную гостью, а потом подумал и закатил девушке пощечину, да такую, что эхо прокатилось по всей комнате. Голову Хельги мотнуло в сторону, и Шани ударил ее по другой щеке.

Мутный от слез взгляд Хельги прояснился, и девушка воскликнула:

– Вы!.. Да как вы!..

– Смею-смею, – заверил ее Шани, наливая в кружку ледяной воды из графина. Древнейшее средство прекращения истерик отлично действовало на всех планетах и безупречно сработало в очередной раз. – Это ведь помогло, правда?

Он протянул Хельге кружку, и девушка стала пить. Зубы звонко стучали о глиняный край. Шани присел на подлокотник кресла рядом с Хельгой и несколько раз погладил ее по голове и мелко дрожащим плечам, словно успокаивал ребенка или животное. Когда-то давным-давно, много световых лет и календарных дней назад, так его утешала мама.

– Ну будет, будет, – промолвил Шани.

Хельга всхлипнула в последний раз и уткнулась лбом в его правую руку.

– Он умер, – прошептала девушка. – Представляете, он умер. Все напрасно.

Шани хотел было спросить, кто умер, но потом догадался, что речь идет о владетельном сеньоре поселка Свистуны, из-за которого Хельга затеяла свою рискованную авантюру. Тогда у девушки действительно был весомый повод для истерики.

– Он сбежал туда, где я не достану, – продолжала она ровным тихим голосом, лишенным интонаций. – Мне больше незачем жить. Простите, что я… мне просто было не к кому пойти.

Шани вздохнул и, устроившись поудобнее, взял Хельгу за подбородок. Ну ведь никакого сходства с юношей – очень нежная и хорошенькая, несмотря на заплаканное распухшее лицо, девушка смотрела на него так, словно он один мог дать ответы на все ее заданные и не заданные вопросы. Огромные глаза с густыми пушистыми ресницами, аккуратный, чуть вздернутый носик, светлая кожа с россыпью веснушек на скулах – скоро Хельга вырастет из гадкого утенка и станет настоящей красавицей, кого тогда обманет мужской маскарад?

– Все кончено, – шевельнулись искусанные губы. – Это конец…

– Нет, – уверенно произнес Шани – так уверенно, как только мог. – Это только начало.

Через полчаса, когда Хельга окончательно успокоилась и привела себя в относительный порядок, они вышли из дома и быстрым шагом направились в сторону кабачка Грегора, который работал круглосуточно и не закрывался даже в самую отвратительную погоду, предлагая непритязательную пищу и, что немаловажно, гарантируя отсутствие посторонних ушей. Те, у кого была надобность обсудить информацию, не предназначенную для посторонних, устраивались в отдельных кабинетах таверны и, вполне возможно, решали судьбы страны и мира. Заходили сюда и контрабандисты, и благородные сеньоры, и прыткие господа из министерства финансов.

Хозяин, сидевший за стойкой, скользнул по вошедшим равнодушным взглядом, который, впрочем, несколько задержался на смазливом пареньке в академитском плаще. Опухшая физиономия юноши явно говорила о том, что тот всю ночь пропьянствовал где-то и сейчас очень даже не прочь продолжить кутеж. Брант-инквизитора Торна, который, судя по разговорам завсегдатаев, не так давно пошел на повышение, кабатчик знал и уважал настолько, что снизошел до поклона и вежливого:

– Доброе утро, мой господин. Говорят, вас можно поздравить?

Паренек одарил кабатчика хмурым взглядом, словно хотел сказать, что нечего тут всяким неумытым лезть со своими поздравлениями с утра пораньше, однако Торн ласково улыбнулся и ответил:

– Можно, Грегор. Благодарю вас.

– Приятно иметь дело с благородными людьми, – заметил кабатчик и, нырнув под стол, извлек пузатую бутыль восточного вина – действительно хороший напиток, а не то трижды и три раза разбавленное пойло, которое подавалось прочим посетителям заведения. – Что насчет завтрака?

– Разумеется, – кивнул Торн и потянул своего юного спутника за рукав.

Когда простой, но обильный завтрак был накрыт на стол, и кабатчик, раскланявшись еще раз, оставил ранних посетителей в одиночестве, Шани, поглядев, как Хельга ковыряет ложкой в овощной каше, заметил:

– И кушаешь ты как девушка. Парней в твоем возрасте от тарелки за уши не оттащишь.

Хельга вздохнула:

– Ну что же делать. Теперь это уже не имеет значения.

– Доучиваться не собираешься? – осведомился Шани, придвигая к себе блюдо с куриными колбасками. Уж он-то на отсутствие аппетита никогда не жаловался, тем более что очередной из многочисленных аальхарнских постов прошел седмицу назад, и нет никакой надобности истязать себя кашей и репой. Хельга кивнула.