Лариса Петровичева - Изгнанник

– Устала? – спросил он, не оглядываясь. Карта в его руках хлопала уголками, как зелеными крыльями, словно ей хотелось улететь куда-нибудь подальше.

– Нет, – ответила Хельга. – Нет, все в порядке.

Больше всего она боялась, что Шани услышит дрожь в ее голосе и рассердится. Увязалась в дорогу – ну так будь добра соответствовать, держать темп и не отставать. И ни в коем случае не ныть. Не время.

– Скоро доберемся до хижины лесника, – сказал Шани и, сложив карту, убрал в карман, – там и заночуем. Встреча с принцем переносится на завтра.

Хельга кивнула и вновь взялась за опостылевшие лыжные палки. Ничего, не страшно. Она дойдет.

Раньше государь категорически настаивал на том, чтобы с Лушем не случилось ничего плохого. Впрочем, вчера на ночной аудиенции он высказался более неопределенно.

Стоя у дверей, Хельга внимательно смотрела на Миклуша: тот лежал на огромной кровати и казался маленьким и жалким – тенью себя прежнего в дрожащем сумраке спальни.

– Действуй по обстоятельствам, – негромко промолвил он. Шани понимающе кивнул, и государь продолжал: – Сможешь все уладить миром и убедить проклятого упрямца успокоиться – хорошо. Если не сможешь, решай сам. Я заранее принимаю любое твое решение, вплоть до необратимого.

По всему выходило, что владыка разрешил декану инквизиции убить собственного сына и наследника… Впрочем, несчастного отца можно было понять; Хельга удивлялась только тому, что Миклуш не дал такого позволения раньше – да хоть после взрыва ракеты на балу, когда погибли двое молодых дворян, а добрую дюжину гостей ранило осколками. Нет же, взрыв объявили роковой случайностью, пушкаря казнили, этим все и кончилось.

С ветки сорвалась снежная шапка и едва не упала Хельге на голову. Чихнув, девушка поправила капюшон плаща и осведомилась:

– Наставник, а разве в Гервельт нет нормальной дороги?

– Есть, разумеется, – сказал Шани, – но она наверняка охраняется верными людьми принца, и мне как-то не очень хочется с ними общаться. А тебе?

– Тем более.

Лес становился все глуше, словно стволы деревьев придвигались все ближе и ближе друг к Другу, чтобы не пропустить двух путников к месту назначения. Где-то позади, там, где их лыжня терялась в подступающих сумерках, кто-то нервно всхрапывал, будто пытался догнать их и не успевал. Хельга вспомнила, как в их поселке ходили убедительные рассказы о лешем, который выходил на край своих владений и всматривался в окна домов, пытаясь выглядеть свою очередную жертву. Олеко, местный охотник, однажды попался к нему на забаву, и леший гонял его через весь лес, а потом вдруг вывел на околицу. После этого охотник лишился и ума, и речи – только мычал, бродя среди домов, да махал руками, словно желал избавиться от нечистого. А вдруг какой-нибудь родич того лешего сейчас крадется за ними по пятам? Стараясь не отставать от Шани, Хельга принялась читать молитву трем загорским святым, которая, по устойчиво бытовавшему мнению, лучше всего отпугивала приятелей Змеедушца. Услышав негромкие слова, Шани покосился в сторону Хельги, но ничего не сказал.

И нечисть-то ему никакая нипочем, думала Хельга, пробираясь сквозь кустарник. Когда колючие ветви змееполоха остались за спиной, она подняла голову и увидела, что они вышли на опушку, где стоял небольшой аккуратный домик. Дверь была заперта на засов, ставни заколочены, а белую простыню снега не запачкал ни единый след – в хижине лесника, если это была именно она, никто не появлялся с самого начала зимы. Шани с облегчением вздохнул и улыбнулся.

– Все, дошли, – сказал он. – Вот и отдых.

В домике, разумеется, оказалось не теплее, чем на улице, но незваные гости, пошарив по простеньким навесным полкам, обнаружили и лампу, и огниво, и мешок с сухарями, припасенные по старинному охотничьему обычаю для тех, кого судьба приведет сюда зимой. Возле печи нашлись и аккуратно заготовленные поленья, Шани развел огонь, и вскоре в доме стало вполне тепло и уютно. Рыжие отблески пламени побежали по стенам, и Хельга, выпутавшись из плаща и сняв шарф, с облегчением поняла, что на сегодня дорога закончена, холод ее больше не терзает, и можно – в самом деле можно – расслабиться и отдохнуть.

– Интересно, где сейчас лесник, – задумчиво промолвила Хельга, устраиваясь в углу на пушистой шкуре медоеда: брошенная прямо на пол, она служила чем-то вроде ложа.

Конечно, девушке следовало бы помочь Шани, который возился возле печки с пузатым металлическим чайником, но Хельга вымоталась настолько, что и шевельнуться не могла. Похоже, собственное тело ей уже не принадлежало, и, прикрыв глаза, Хельга словно наяву видела бесконечный зимний лес и себя, идущую среди деревьев.

– Лесник-то? Да, скорее всего, в Гервельте, пока охоты нет, – Шани пристроил чайник на железном крюке, и вскоре по избушке поплыл умопомрачительный аромат кевеи. – Устала, девица-красавица?

– Устала, – решилась признаться Хельга и поспешно добавила: – Но я же не могла вас одного…

Шани усмехнулся. В золотистом свете огня его лицо казалось очень спокойным и очень мудрым, словно он, глядя на пламя, понимал что-то крайне важное. Хельге вдруг подумалось, что она никогда не сумеет дотронуться до этого понимания. Скоро экзамены, а там они распрощаются насовсем.

– Спасибо, – проронил он. – Спасибо, я действительно признателен. У меня не так много друзей, которые волнуются обо мне.

Хельга поежилась и села, словно среди натопленной комнаты ее внезапно обдало стылым снежным ветром. Не обижайте меня вашей дружбой, хотела сказать она, если не можете дать большего, то и подачек не давайте… Шани снял чайник с огня и принялся разливать кевею по обколотым глиняным кружкам, найденным в закромах лесника; Хельга смотрела, как терпкий темно-коричневый напиток льется из носика и понимала, что едва сдерживает слезы.

– И вам спасибо, – сказала она в конце концов. У него ведь и без того хватает и трудностей, и забот. Незачем нагружать его еще и бабскими бедами. – Я рада быть вашим другом…

Потом они сидели за неровным, но крепко и основательно сколоченным столом и ужинали, и Хельга вдруг успокоилась и расслабилась настолько, что даже отпустила какую-то вполне себе хорошую шутку, над которой Шани искренне расхохотался чуть ли не до слез. Тогда в груди Хельги словно распрямилась сжатая пружина, и девушка вдруг ощутила невероятное облегчение. Больше не надо было ни смущаться, ни бояться себя и своих мыслей – в мире ничего не осталось, кроме крошечного домика в центре леса, отблесков пламени на стенах и уставших в дороге людей, которым сегодня уже было некуда спешить и нечего терять.

– Наставник, вы все-таки убьете принца? – Хельга наконец задала вопрос, который не давал ей покоя со вчерашнего дня.