Лариса Петровичева - Изгнанник

Гиршем прекрасно знал этого клиента и едва не выронил чайник с перепугу. Декан Торн, временный глава инквизиции, славился по всей столице тем, что взяток не брал и другим запретил, и договориться с ним в случае чего было невозможно в принципе. Когда всем заправлял старый добрый Младич, то дела делались намного проще. К примеру, если жена, или сестра, или другая родственница доброго человека попадались на занятии ворожбой, то добрый человек брал деньги и спешил на выручку. Братья-инквизиторы принимали звенящие мешочки с благодарностью, а жена, сестра или другая родственница отправлялись домой, а не на костер. Вместо еретичек сжигали их портрет, ну а кому какое дело до грязного куска холста и того, что на нем намалевано, когда родной человек сидит себе спокойно дома? Пусть себе горит. Вот как славно делались дела в столице – до того, как пришел Торн. Человек он, конечно, был вдумчивый и серьезный и огульно никого не обвинял, но если Гиршем кого-то и боялся на белом свете, так только этого высокого блондина с сумасшедшим сиреневым взглядом.

Чайник с кевеей едва не выскочил из рук. Гиршем осторожно опустил его на стол и, обернувшись к страшному гостю, расплылся в тихой заискивающей улыбке.

– Ваша неусыпность, – пропел он подобострастно, – как я рад вас видеть в своей скромной конторе. Я всегда говорил, что сотрудничество с инквизицией – обязанность и честь любого порядочного аальхарнского гражданина. Чем я могу быть вам полезен?

Декан снял шляпу и, не дожидаясь приглашения, сел в свободное кресло. Он вел себя как хозяин, однако Гиршем подозревал, что эта дворянская заносчивость напускная. Достав из кармана маленькие окуляры, Гиршем сел напротив и стал ждать ответа, раболепно вглядываясь в лицо своего гостя.

– Деньги, – коротко и веско откликнулся Торн. Гиршем вздохнул с облегчением: слава Заступнику, никакой речи о колдовстве и ересях. Поиздержался благородный господин и нуждается в займе, с кем не бывает? Солидный образ жизни требует не менее солидных расходов. Гиршем достал из ящика стола чистый лист бумаги для записей и открыл сверкающую чернильницу.

– Разумеется, ваша неусыпность, – произнес он и быстро обмакнул старое измызганное перо в чернила, приготовившись писать. – Деньги я вам предоставлю по первому требованию. Какая конкретно сумма вас интересует?

Инквизитор небрежно назвал сумму, и Гиршем, повидавший виды за время работы ростовщиком, не сдержал изумленного возгласа. За такие деньги можно было бы приобрести добрую треть столицы. Видимо, Гиршем слишком сильно изменился в лице, потому что Торн усмехнулся и насмешливо спросил:

– Неужели сумма чересчур велика для самого папаши Гиршема?

– Вы не совсем меня поняли, ваша неусыпность, – Гиршем быстро справился с изумлением и вернулся к делам. – Если я верно понимаю, то вы нуждаетесь в наличных?

Торн с достоинством кивнул. Гиршем вспомнил устойчивые слухи о том, что покойный государь Миклуш признал декана инквизиции принцем крови и законным наследником, возможно, что-то в этом и было.

– Я бы предложил вам подумать о других формах кредитов, в зависимости от того, для чего вам требуются средства. Ценные бумаги, залоговые векселя под недвижимость… разумеется, беспроцентные, – быстро добавил он. Соблюсти свой интерес он всегда успеет, а вот навести контакты с такой персоной… В конце концов, он не единственный ростовщик в столице, есть и похитрее, и посговорчивей. – Собрать столько денег наличными будет довольно трудно, придется подавать заявку в Первый государственный банк, а это дополнительная морока и лишние вопросы. Всем ведь сразу станет интересно, зачем это вдруг такому блистательному джентльмену, как вы, понадобилось столько денег.

Инквизитор отрицательно качнул головой.

– Только наличные. Сегодня к полуночи.

– Невозможно! – вскричал Гиршем и даже подпрыгнул в кресле, но тотчас же уселся на место, пытаясь справиться с волнением. – Ваша неусыпность, все банки столицы уже закрыты. Я, разумеется, подниму все свои связи, но не добуду больше половины. Никоим образом. Это невозможно.

Торн вздохнул и полез во внутренний карман камзола. На стол перед Гиршемом легли бумаги с официальным гербом инквизиции и обжигающим словом «Донос», написанным каллиграфическим почерком. Гиршем похолодел от ужаса и протянул было руку к бумагам, но затем отдернул ее, словно донос мог обжечь его пальцы.

– Эти документы сегодня утром завизировала служба контроля нашего следственного отдела, – сказал Торн. – По мнению уважаемых столичных господ, ваши дочери Лейвга, Илина и Тамета злостные ведьмы, которые наводят порчу на мирных граждан и раскапывают свежие могилы, чтобы срезать жир с мертвецов и учинить мор, равного которому не знает история. Страшное обвинение, не так ли?

Гиршем закрыл лицо ладонями и принялся монотонно раскачиваться туда-сюда, негромко скуля от накатившего отчаяния. Его девочки, его дочери, отрада и надежда старости, могли обратиться в пепел по воле этого страшного человека. Змеедушец побери этого мерзавца, будь он трижды и три раза проклят…

– Я прекрасно понимаю, что доносы написал кто-то из ваших врагов, – с искренним сочувствием произнес Торн. – У нас же не одни дураки и фанатики работают. Есть и умные люди. Однако Инквизиционный кодекс предписывает прибегать в таких случаях к самой высшей степени дознания. Я пока не дал ход документам, но мне, скорее всего, придется это сделать, если мы с вами сейчас не достигнем понимания.

– Будьте вы прокляты, – прошептал Гиршем, сумев-таки обуздать свой страх. Здравый смысл, который в свое время помог ему составить самое крупное состояние в столице, снова пришел на помощь. – Будьте вы трижды и три раза прокляты. Я найду вам эти деньги, но поклянитесь бедной душой вашей матери, что мои девочки не пострадают.

– Клянусь, – кивнул Торн. Гиршем достаточно хорошо знал людей, чтобы понять: этот страшный человек его не обманывает. – Как только я получу деньги, эти бумаги полетят в камин.

– Не забудьте его разжечь перед этим, – негромко заметил Гиршем, криво усмехнувшись. Выпив кевеи, он принялся писать письма своим деловым партнерам и компаньонам: достать нужную сумму было трудно, но возможно. Торн получит искомое даже до полуночи.

– Не забуду, можете быть уверены, – сказал инквизитор жестко, но без угрозы.

Гиршем запечатал первое письмо личной печатью и отложил в сторону, чтобы потом передать всю стопку курьеру.

– Я понимаю, что это не мое дело, – произнес он, – однако мне все-таки хочется знать, чего ради я поднимаю на ноги всех столичных богачей и выбиваю деньги из кредиторов.

У Гиршема уже появились свои соображения на этот счет. Несколько часов назад объявили о том, что Валько Младич, шеф-инквизитор всеаальхарнский, скончался после долгой и продолжительной болезни. По протоколу священного инквизиционного трибунала, вакантное место должен был занять как раз Торн, который, чего греха таить, свое дело знал очень хорошо, однако этому могло помешать его неблагородное происхождение. Официально декан инквизиции был безродной безотцовщиной, и совет церковных иерархов с патриархом Кашинцем во главе никогда в жизни не утвердит его кандидатуру. Впрочем, представители аальхарнского духовенства тоже живые люди, у которых есть семьи, слабости и желания.