Роман Злотников - Последняя битва

Внутри было темно, так что, шагнув внутрь с яркого света, Кремень на мгновение ослеп и чуть не пропустил удар. То есть он-то его как раз пропустил, но с Джугом такой номер провернуть было невозможно. Почувствовав врага, Кремень рефлекторно отшатнулся и движением, отработанным долгими годами службы, выхватил меч и короткий кинжал (если это была атака, то бой предстояло вести в замкнутом пространстве, а в такой ситуации кинжал частенько оказывается полезнее меча). И замер, пытаясь разглядеть, куда нужно нанести удар. Но Джуг серой молнией бросился вперед. Спустя мгновение сквозь утробное урчание Джуга пробился вопль, на который наложился хруст перекусываемой кости, а еще через мгновение уже прозревший Кремень выбросил вперед руку с мечом, отбивая удар ножа, направленный в загривок Джугу…

Через пару минут все было кончено. Кремень, досадливо сморщившись, вытер кровь с царапины под левым глазом (подлый, но мастерский выпад шустрого типа с двумя ножами едва не стоил ему правого глаза) и, наклонившись, перевернул валяющиеся трупы. Нападавших было четверо. Одного (похоже, того, кто стоял на стреме) Джуг вывел из строя сразу же, и Кремню осталось только, улучив момент, коротким движением руки прервать его раздражающе громкий вой, второй получил точный удар мечом в кадык и со змеиным шипением сложился, будто куча старого тряпья, у лестницы, ведущей на вершину привратной башни. Оставшихся двоих Кремень упаковал менее аккуратно, чуть не пропустив удар от того, кого считал главарем. Не в последнюю очередь из-за того, что решил оставить его в живых. Но тот оказался настоящим профессионалом по сравнению со своими подельниками, так что выполнение сего плана потребовало бы существенно больше времени, чем Кремень готов был на это выделить. Поэтому пришлось прикончить и последнего. Наскоро обыскав тела, Кремень осмотрелся. В караулке больше никого не было. На полу не наблюдалось никакого люка. Единственный путь, который мог бы привести к разгадке столь странного для мирного города Ллира нападения, вел наверх. Сержант немного постоял, прислушиваясь, и осторожно двинулся к лестнице, не убирая меча и кинжала.

Лестница оказалась короткой и закончилась тяжелой дубовой дверью, из-за которой доносились неясные голоса. Кремень осторожно развел руки и воткнул меч и кинжал в расселины между камнями так, чтобы их можно было выхватить одним движением, и аккуратненько надавил на дверь. Та была пригнана довольно плотно. Он оторвал руки от шершавой деревянной поверхности и на мгновение задумался. Вариантов действий просматривалось несколько. Во-первых, можно было не мудрствуя лукаво пинком распахнуть дверь и влететь внутрь с оружием наперевес, а уж там разбираться, кому и как врезать. Но этот вариант не устраивал его по одной основной причине: он таки хотел разобраться в том, что здесь происходит, а при таком лихом налете чаще остаются трупы, чем кто-то, кому можно будет задавать вопросы. Во-вторых, можно было попытаться все-таки приоткрыть дверь и сначала посмотреть (или хотя бы послушать), что там творится, а уж потом действовать. Третий вариант был таков: вообще плюнуть на все здесь происходящее и идти искать Грона, или кто там, в конце концов, мог приехать на колеснице по кирскому тракту. Кремень мотнул головой и криво усмехнулся. У него было некое предчувствие, что самый быстрый способ отыскать Грона — это все же толкнуть дверь. Что он и решил сделать. Дверь подалась с трудом. Когда она наконец-то стронулась с места, Кремень уже исходил потом. Но труды того стоили. То, что он услышал, вознаградило все его старания.

— …Измененный! Хранитель Ока придумал для тебя особую казнь. Ты будешь умирать долго, очень долго, и сначала умрут все, кто тебе дорог. А потом ты почувствуешь на себе мощь Ока и могущество самого Творца. — Тут говоривший прервал свою речь и разразился хриплым, лающим смехом.

Кремень осторожно извлек из расселин меч и кинжал. Голос доходил с искажениями, поэтому он пока не мог определить, где находится говоривший, а также есть ли в комнате кто-то еще, но само содержание разговора доказывало, что он на правильном пути и скоро придет время вмешаться. Тут послышался другой голос:

— Что-то Хлыст пропал. Пойду посмотрю.

Кремень усмехнулся и, приподняв руку с мечом, отвел ее назад, перехватив кинжал в положение для метания. Сейчас человек подойдет к двери и, зная о том, как тяжело она открывается, с силой дернет ее на себя…

Когда перед ним возникло слегка озадаченное лицо, Кремень резко выбросил руку с мечом вперед и, не дожидаясь, пока тело, еще живое, но уже абсолютно неопасное, рухнет на пол, скользнул за порог. Короткий замах, бросок, и еще один неизвестный, находящийся в помещении, отлетел к стене с кинжалом в горле. Шаг вправо, поворот головы, два быстрых движения глазами, и Кремень повернулся к связанному человеку, валявшемуся на полу в углу комнаты. Пару мгновений он всматривался в пленника, затем выдернул кинжал из кровоточащего плеча и полоснул по стягивавшим его веревкам:

— Мой Командор, сержант Кремень, команда прикрытия Фивнесской корпусной школы. Мы ждем вас уже почти целую четверть…

— …и теперь я не знаю, что делать, Тамор.

Грон замолчал, стиснул глиняный стакан и залпом опрокинул его в рот. Тамор понимающе кивнул:

— Ничего, Грон, ничего, я знаю, ты придумаешь, а то давай пошлем гонца, и Корпус будет здесь уже весной…

Грон криво усмехнулся:

— Эх, Тамор, Тамор, ты ничего не понял. Если бы здесь было дело для Корпуса — он бы уже давно был здесь. Слуй сам бы отправил гонца. Вопрос в том, что Корпус здесь бесполезен. Скалу нельзя взять штурмом. Возможно, можно было бы попытаться уничтожить ее той… силой, которой удалось уничтожить Остров, но, судя по информации, вырванной Слуем у того Посвященного, Играманика, у нас просто не осталось времени. Творец цел, восстановлен, и Катаклизм все-таки состоится. — Грон скрипнул зубами. — К тому же, даже если бы удалось уничтожить Скалу, может оказаться так, что где-то в тысячах и тысячах миль отсюда есть еще одно Око, а до него мне уже не добраться. — Грон взял кувшин, налил себе и Тамору и, вновь выпив залпом содержимое своего стакана, заговорил глухим, еле слышным голосом: — И вообще, дело в том, что я уже стар, Тамор. А я об этом забыл. Какого беса поперся я на эту арену, где из меня чуть не сделали отбивную? И из-за этого до Ллира я добирался почти три четверти. Да и, сказать по правде, если бы не колесница, я бы вообще вряд ли до него добрался. Можешь себе представить, жалкую сотню миль я ехал двадцать дней!

Грон вздохнул и, поморщившись, прикоснулся рукой к повязке на груди и животе. Тамор покосился на белую материю. Нет, крови вроде уже не видно. Наверное, наружные раны окончательно зарубцевались. А вот ребра еще беспокоят. Иначе Грон не морщился бы так.