Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

Внешне на бойне все было спокойно. Возле выгребной ямы крутилось несколько собак, а из открытых дверей сарая для инструментов доносились: звук точила, да чье-то завывание, которое с натяжкой можно было принять за пение. Внутри тоже подозрительно тихо.

Я взял в руки дробовик и показал Мирону, чтобы он встал под окном. Сему же с его берданкой оставил за углом сарая, в котором упражнялся в вокале мясник из местных.

Осторожно толкнул дверь и замер. Слева у стены на разделочном столе прямо на свиных кишках сидел до смерти перепуганный парень, в грудь которого были направлены вилы. Напротив стоял Матвей и смаковал трофейную папироску.

— Слышь, ты это чо? Ты не рыпайся, а то мы тебя того, — стращал вилами Гриша парня, итак еле живого от страха. Тот бы и рад был не рыпаться, да его жопа постоянно съезжала на скользком ливере вниз, вынуждая дергаться и извиваться.

— Это кто? — я закинул дробовик за спину и вытащил АПБ.

— Васятка. Хряков сын.

Негромкий хлопок, и все страхи Васятки остались позади.

— Еще есть кто?

— Не. Остальные из местных.

— Ну, тогда заканчивайте хуйней страдать. У нас еще в городе дела.

Дважды селянам повторять не пришлось. Впечатлила их моя манера так коротко и лаконично общаться или просто не терпелось скорее прибрать к рукам мясную лавку, но уже через пять минут мы с Мироном, Матвеем и Гришкой катили в сторону города, оставив на хозяйстве Сему и Фильку.

— Андрей. Слышь, Андрей, — дернул меня за рукав старший Черный, когда мы остановились в трех домах от лавки, и я не сразу вспомнил свой сценический псевдоним, — мы уж тут сами по-свойски без шума управимся. Не возражаешь?

Еще бы я возражал! Лабаз при штурме, будь внутри кто-то имеющий хотя бы малейшее понятие об организации обороны, мог стать проблемой и для двадцати до зубов вооруженных наемников. С фасада на улицу смотрели узкие заложенные кирпичом окна, больше напоминающие бойницы, а со двора высокий кирпичный забор с "егозой" наверху и вход, представляющий из себя спуск в подвал с поворотом. Тут и РПГ не с первого раза проблему решит.

Но Хряков наследник и его баба со своими папашей и мамашей, заправлявшие в лавке, к нашей акции возмездия явно не готовились, поэтому Мирон вкатил на Хряковой телеге как к себе домой, и через несколько минут все было кончено. Я даже пальцем на спусковом крючке не пошевельнул.

— Слышь, Андрей, — на этот раз уже сильней дернул меня за локоть Мирон, — мы тут слушок решили распустить, что это, мол, соликамские на ферме всю семейку Хряка положили. Так и нам и тебе будет спокойнее. Что скажешь?

— Годится, — ответил я.

— Во. Наши их давно не любят, чертей этих. Все в железяках каких-то да в шапках с черепами по соликамскому тракту на моцоциклах своих носятся, народ пугают. Легко поверят. А работники местные будут говорить, что им велено, — продолжал убеждать самого себя Мирон, но я его уже не слушал.

Меня сильно беспокоило то, что Ткач закупил в ормаге снарягу для похода в горы. Раньше все было предельно ясно — сукаблякакзаебавший клиент практически был в ловушке. Дальше Березников только один Соликамск и все. Обратно, в сторону Перми, он идти не дурак, а на север и восток одни дремучие леса и горы. А теперь вот по ходу получается, что этот урод в эти горы и собирается. Нахуя? Не понятно. А когда я что-то не понимаю, меня это начинает выводить из себя. Вот в таком "веселом" расположении духа я и завалился на нашу с Ольгой хату.

— Есть будешь?

— Нет, — я с грохотом отодвинул миску со жратвой, освобождая место для оружейных причиндалов и принялся чистить свои АПБ и ВСС. Запах смазки раздражал. Никогда не замечал за собой такого. А тут еще в глаза, будто песку швырнули.

— Сгинь отсюда, — я потер веки.

Настопиздевшая Олина мордочка как-то потускнела и потеряла цвет. И не только она. Мир вокруг вдруг стал черно-белым. По стенам комнаты поползла паутина трещин, опутывая собою все от пола до потолка. Лампочка на шнуре принялась мерно раскачиваться в такт пульсирующему в ушах:

— Устал, устал, устал, устал, устал…. поспи, поспи, поспи, поспи, поспи…

— За ноги его, — произнес чей-то незнакомый голос, — голову придерживай.

— Водяры влей. Всегда помогает.

— Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец, пиздец…

Откуда-то из темного угла выскочил местный доктор и верхом на грудастой шлюхе проскакал в сторону двери. Потом вернулся и, размахивая ледорубом, наклонился ко мне.

— У меня дом горит! — улыбаясь во весь рот, сообщил он. Потом вдруг высунул огроменный, как у Красавчика, алый язык и лизнул мое лицо по диагонали от правой скулы до левого уха. Язык был теплый и влажный, но сразу после этого щеку начало сводить словно на морозе. Холод быстро проник вовнутрь и меня затрясло.

Что это? Приехал Кол что ли? Отбегался? Правда, пиздец что ли? Бля! А еще эти мудаки в рясах говорили, что гореть мне в аду. Какое там! А если это рай, то почему здесь так холодно?

Стало темно и только где-то вдали справа вращались огоньки алмазов, сверкающих от невидимого источника света. Они медленно приближались, превращаясь в волчьи глаза.

— Здесь. Никто. В горы. Не ходит, — зашептали из темноты, — отговорите вашего друга, если не желаете ему смерти.

— ВОООООН!!!

— Вставай, пойдем, — я схватил ее тонкие, почти прозрачные пальцы, боясь сжать их слишком сильно, а она не пошла даже, а словно поплыла вверх по тропинке меж двух холмов, укрытых зеленым плащом тайги. Все, как я люблю: блондинка, фигуристая, но не сисястая. Только лица не разглядеть. Жаркое солнце рассыпается в мелких кудряшках ослепительным нимбом, заставляющим щуриться и утирать слезу.

Шли в гору, но легко и быстро. Она чуть впереди, что позволяло мне любоваться ее такими манящими округлостями. Однако долго я этой херней заниматься не собирался. Вот сейчас будет поляна с мягкой травкой, завалю и отдеру, как сидорову козу.

Я ускорил шаг и…

— Олька-а-а. О-о-ольк, гляди, батяня-то твой оклемался, — толстенная, в три обхвата, баба, сидя на телеге, продолжала орать, сложив ладони рупором, — совсем оклемался, — добавила она уже тише, глядя на мой хер, натянувший кальсоны, который, впрочем, тут же расслабился, реагируя так на бесформенное, да еще и усатое уебище, восседающее на мешке с капустой.

Я огляделся. Тот самый поселок звероводов, в котором Ткач покрошил всю семейку моей малолетней заказчицы. Один из четырех ныне пустующих бараков уже разобрали на дрова. Слева за частоколом уцелевшая в переделке малышня гнет спину на небольшом огороде, а дальше… Дальше огненно-желтый, начинающий уже облетать лес.

Какого хуя? Вот только что же была весна. Снег уже совсем было собрался явить миру говно и осенние трупы, и на тебе — скоро опять "белые мухи" налетят и на то и на другое. Как так?