Максим Кисляков - Быть войне! Русы против гуннов

– Да я видел, как ты бился. Жался в сторону, как баба! Тьфу!

– Что ты сказал?! – гунн, которого винили в трусости, почернел лицом, глаза налились кровью, угрожающе сузились, послышался скрежет металла о металл – из ножен пополз клинок ятагана.

– Аррргх! – опешил степняк, взор скользнул по яркой полоске ятагана. – Смелый, да? Ай, кровь горячая после драки? Никак, тягаться со мной вздумал?

Вжикнул металл. В руке у гуннов подрагивает по клинку, в воздухе нависло напряжение. Названный трусом и уклонистом гунн решительно шагнул вперед к сопернику. Со всех сторон тут же заголосили, посыпались крепкие ругательства. Оскорбленного степняка подхватили за плечи, он резким движением плеча попытался сбросить их, но пальцы цепко держат его за обшитый бронзовыми бляшками нагрудник.

– Хватит вам! – заорал один из гуннов и тут же сморщился от острой боли – из затянувшейся тонкой корочкой раны на щеке хлынула кровь, кусок грязной льняной материи поспешно старается остановить струйку. Он чуть тише добавил: – Разгавкались как собаки! Вам волю дай – перережете себя на радость урусам!

Возгласы и ругань оборвались, все как один уставились в низкорослого гунна с белой перевязью на руке – признак старшего. Он обвел всех суровым взглядом и остановился на соплеменнике, который слышал шорох в кустах.

– Говори, что видел, что слышал? – властно приказал старший. При этих словах он еще раз сморщился от боли – еще одна красная струйка скользнула, прорываясь через напитанную кровью тряпицу.

– Шорох в кустах… Я добивал раненых, вдруг услышал, что в траве кто-то есть. Ну, я бросился туда, но никого не нашел…

– Никого? И следов даже не увидел?

– Никаких…

– Я и говорю – лис или какой еще зверь, – вмешался один из гуннов.

– Молчать! – грубо перебил его предводитель шайки, вмешавшийся в разговор гунн почтительно отступил на шаг. Вожак вновь обратился к услышавшему странный шорох в кустарнике:

– Говори, кто это мог быть? Может… может, рыжеволосого увидел?

– Того самого, за чью голову советник хана золотом платит? – удивленно воскликнул один из гуннов. Старший тут же повернулся к нему, глаза зло блеснули, крылья носа хищно раздулись. Осмелевший вдруг степняк опустил голову и сделал шаг назад, что-то бормоча под нос. Гунн-старшина медленно повернулся к степняку, слышавшему шорох в кустарнике.

– Ну, говори! Огненноголового видел? Или просто почудилось?

– Нет, не почудилось… Но никакого огненноголового я не видел.

– Вспоминай крепко, иначе советник нашего великого хана казнит тебя. И тело бросит на съедение волкам! А заодно и нас! – процедил сквозь зубы старший. – Ну? Видел ли кого? Или почудилось твоей дурной голове?

– Э-э-э! Я говорю: слышал шорох! Но человека я не видел. Может быть, это был дикий зверь…

Старший гунн в тишине медленно, с ног до головы рассматривал нахмурившегося соплеменника, тот спешно отводит глаза, взгляд вожака степняцкой шайки сотнями стрел вонзается в его взор. Он медленно и грозно проговорил:

– Узнаю, что обман, – я первым тебя на ремни рвать буду, потом отрежу тебе язык и брошу собакам! Никто не должен знать, что мы тут сегодня натворили.

Старший гунн медленно развернулся и направился к коню.

– Все, уходим! Нас ждут в лагере советника! – бросил он остальным гуннам, которые стояли как вкопанные и провожали его взглядами.

– Может, сжечь тут все? – торопливо спросил один из гуннов.

– Нет! – отрезал вожак. – Дым будет виден далеко. Нам этого не надо! Урусы не должны прознать, что очередное поселение шакалов мы пустили под нож!

Степняки медленно побрели к своим лошадям. Один недовольно зацикал, другой – вполголоса кого-то то ли ругал, то ли проклинал, лишь гунн, который слышал шорохи в кустах, молчал и с задумчивым лицом осторожно поглядывал по сторонам.

Перед тем как сесть в седло, он в последний раз бросил колючий взор в сторону порубленных им кустов. Хмыкнул, лошадь привычно заржала под его тяжестью. Неровный строй гуннских наездников направился на восток, его из зеленой стены провожали два полные слез глаза-огонька.

Теплая волна разливается по телу. Йошт зажмурился. Солнечные лучи, как заботливые руки матери, поглаживают кожу, она тут же отзывается стайками мурашек. Совсем недалеко раздался звонкий девичий смех. Он будто бьющийся хрусталь переливается на свежем воздухе. Вокруг небольшая полянка, она стелется дальше, пока не упирается в крутые горные отроги. Узенькая ленточка речушки стелется по долине, перепрыгивает холмики и гудящим водопадом срывается вниз с обрыва. Йошт блаженно вздохнул. Сердце часто забилось. Он дома.

Тут же на полянке кружится хоровод молоденьких девчат, тугие длинные косы в воздухе описывают замысловатые фигуры, вплетенные в волосы ленты искрятся разноцветьем, простые платьица лепестками разлетаются в стороны. Венед приметил одну из красавиц-молодух, ее черты показались до боли знакомы. Ну конечно! Это же Горяна! По рукам пробежали мурашки, в животе потеплело, сердце часто забилось. Она перехватила взгляд карпенца, отпустила руки подруг, кружащих в танце, и шагнула к нему. Ветер играет разноцветными ленточками в косе, полупрозрачное платье искрится на солнце, смеющийся ротик обнажает белые зубки.

Йошт приподнялся на локтях, Горяна легкой походкой плывет к нему, иногда останавливается и кружит, смех звоном бьющегося стекла струится в долине. Тепло волнами струится по телу венеда, жар охватывает голову. Голубые глаза Горяны смеются, поблескивают игривыми искорками. Йошт застыл в приятной истоме, глаза немигающим взором уставились на славянскую красавицу.

Вдруг белоснежное лицо девушки задергалось, стало темнеть, широкие глаза сузились до отвратительных щелок, нос впал, губы побледнели, растянулись и стали напоминать крысиные хвосты, через кожу щек, верхней губы и уродливого подбородка пробились клоки черных волос, отдельные пряди сделались седыми. Горяна скрючилась, ее ноги подломились, и она упала в траву, ее тело забилось в судороге, белая пена слюны брызнула в разные стороны. Йошта сковал ужас, рот застыл в беззвучном крике. На него уставилось уродливое лицо одного из степняков, что в перелеске зарубили мать и едва не прикончили беззащитного паренька.

Безобразная харя гунна противно заверещала:

– Уруса рвать конями будем! Дун-ха!

Степняк выставил руки вперед и двинулся на Йошта, из уродливых крючков-пальцев торчат когти, на них грязь вперемешку с кровью.

Венед попытался встать и броситься прочь, но сил не хватало даже чтобы ползти. Противная немота пробила все тело. А жуткие кисти, готовые рвать свежую плоть, приближаются. Йошт пытается сделать хотя бы одно движение, но все безуспешно, со лба мелкими градинками покатил пот. Венед закричал.