Александр Афанасьев - Отягощенные злом

Она остановила «Даймлер-Бенц» под навесом, примыкающим к дому. Дом был грубоватым, прибалтийской архитектуры, не из оцилиндрованного бревна, а из бруса. Никто и не подумал засыпать здесь дорожки песком – просто к воде шла натоптанная тропинка. Они вышли из машины и вчетвером пошли к пристани.

Яхта была на месте – отец даже не доставал ее из воды на зиму, стальной, а не фибергласовый корпус. Когда они были у яхты, из леса по ним открыли огонь.

Дарья была у самой яхты, когда услышала за спиной что-то вроде влажного шлепка, какой издает кус вырезки, когда бросаешь его на разделочную доску. И что-то упало. Она повернулась и увидела, как Малена падает в воду… и как будто какая-то розовая взвесь у головы… как стоп-кадр в кино, неожиданный и страшный. У самых ног на ступеньках лежал Магомет. Сделать единственное, что могло спасти ей жизнь, – прыгнуть в воду она не догадалась, и следующая пуля попала в нее.

Она упала… было как-то странно, боли не было, но перед глазами темнота… Абсолютная темнота, как будто телевизор выключили. Но звук был… она слышала, как тяжело ворочается под пристанью вода, шлепая о бетонные столбы и о борт яхты.

Потом она услышала скрипучие шаги по дереву. Шаги приближались.

– Готовы. Все четверо.

– А нырять кто будет, а? Козел.

– Ну откуда я знал, что она так упадет…

– Идиот. Посмотри, на яхте багор, наверное, есть…

Еще шаги.

– Ну? – Голос скрипучий, странно знакомый.

– Готовы. Все четверо, господин полковник. Только вон эту шалаву достать осталось.

– Язык укороти. Дима, сходи, там, у дома, булыжники есть хорошие, притащи несколько штук. Проволока у меня в машине.

– А с машиной что делать? Тоже утопить?

– Идиот! Отгонишь на свалку и оставишь. Не засветись только.

– Есть…

– Яхту потом поставите здесь же. Приберетесь как следует…

И тут Дарья вспомнила, где она слышала этот уверенный, чуть скрипучий голос. Это был один из друзей ее отца. Он не раз и не два бывал у них дома на званых вечерах. А звали его…

Но имя Дарья вспомнить не успела. Потому что умерла.

Кронштадт

Несколько дней спустя

Схваченный живым покуситель по-прежнему содержался на гауптвахте Кронштадта. У здания заняла позиции полурота морской пехоты. У входа в здание мешками был обложен крупнокалиберный пулемет, на крышах занимали позиции снайперы и расчеты ракетных установок. Ждали непонятно чего…

– Оружие, господин адмирал, – смущаясь, сказал морской пехотинец, лейтенант по Адмиралтейству на КП на первом этаже, – приказано сдавать всем.

Я молча поднял руки, чтобы меня обыскали. Оружия у меня сегодня не было – и тому была причина.

– Гаврилов. Проводи.

– Есть!

Всех, кто был на гауптвахте, отпустили, сократив сроки наказания, у кого-то сегодня был счастливый день. Оставлять было нельзя: попади этот урод в камеру с моряками – и его просто разорвут на части. А попасть можно разными путями… кто-нибудь из комендантской роты забудет закрыть замок – и привет. И причины этому могут быть самые разные…

На втором этаже было два поста. Коридор перекрывали щиты, какие тут появились еще со времен матросских мятежей, они позволяли превратить каждый этаж здания в неприступную крепость. В бойнице зловеще чернел значок пулеметного ствола.

Я предъявил документы. Затем еще раз…

– Извините, господин адмирал.

Я молча поднял руки. Меня снова обыскали – все делалось правильно, как и должно было быть. Нельзя пенять на усердие нижним чинам, выполняющим приказ, разгильдяйство куда опаснее чрезмерного усердия.

– Можно?

– Да, Ваше Высокопревосходительство.

Я заглянул в глазок. Ну конечно. Разночинская тварь. Вытянутое, лошадиное лицо, горбатый нос, черная вмятина от дужки очков на носу. Синяки, черные, желтые, пластыри и повязки. Как это существо вообще смогло покуситься на Его Величество… Остается надеяться, что это все-таки не еврей, – иначе могут быть погромы…

– Ест?

– Да, поел немного.

– Проверяйте все, что ему приносят. Еду, питье. Пусть тот, кто это принес, сам попробует все, что принес.

– Есть.

– Воду тоже проверяйте. Пусть и в закрытых бутылках. Хлеб – только нарезанный тонкими ломтями.

– Есть.

Я обернулся к своему провожатому:

– Гаврилов. Верно…

– Верно, Ваше Высокопревосходительство. Мичман.

– Войдете за мной. Будете присутствовать.

– Э… Ваше Высокопревосходительство, а допуск?

– Под мою ответственность. Скрывать уже нечего… доскрывались. К тому же вы мне нужны не как понятой, а как охранник.

– Ваше Высокопревосходительство, да пусть только…

– Вы не поняли, мичман. Вы будете охранять не меня от задержанного, а задержанного от меня. Николай Александрович был мне другом с пяти лет, у меня не было ни братьев, ни сестер… родители погибли. А он был. Поэтому, если я не сдержусь, приказываю уберечь задержанного от моих рук, хотя бы и силой. Приказ ясен?

– Ясен. Только…

– Что – «только»?

– Прошу освободить меня от этого приказа, Ваше Высокопревосходительство.

– В чем дело?

– В двенадцатом, на празднованиях… [73]я замещал пост гвардейцев [74]. Моя дама сердца… очень хотела посмотреть дворец. Ее Величество увидела Наташу… пригласила ее на чай в малую гостиную… прислала нам подарок на свадьбу… я тоже могу не сдержаться, Ваше Высокопревосходительство. Я не железный. Пусть кто-то из второй роты подежурит. Я сейчас скажу…

А я – железный?

Задержанного достаточно сильно потоптали, но костей не поломали. Наверное, и поломали бы, если бы не отбили вовремя.

Я подвинул стул, заметив, что надо бы кому-то распорядиться о замене мебели: взяли откуда-то из бистро, пластиковую, если умело разломать, можно получить предметы с острыми краями. Посмотрел задержанному в глаза:

– Добрый день, Серебрянский. Поговорим?

Исламский экстремист – а я достаточно имел с ними дело – молчал бы как мертвый, даже если бы его принялись тут резать на куски. Конечно, там не все такие, разные попадаются, но и таких достаточно. А этот… нет, этот молчать не будет. Этот и до меня попробует донести свою кровавую правду, ради которой он убил человека, а готов был убить миллионы. Точнее, участвовал в убийстве человека, хотя готов был убить и сам. Этот молчать не будет, не та масть…

Интересно, почему те, кто несет правду всем людям на земле, обязательно заканчивают убийством? Почему так происходит?

– Мне не о чем с вами говорить. Я все скажу на суде.

– Кто сказал, что вам положен суд? Вы террорист и государственный изменник, покуситель на Высочайшую особу, вам положен военный трибунал.

– Значит, скажу на трибунале.

– Кто сказал, что кто-то будет вас там слушать?

Серебрянский – данные его удалось установить довольно быстро – посмотрел на меня, но ничего не сказал. Разночинец, как есть разночинец. Он будет нести свою правду, даже если она никому не нужна и неинтересна.