Максим Хорсун - Зона Посещения. Бродяга Дик

За затененной стеной ближнего заводского корпуса грянуло гулко и тяжело. Зазвенело стекло, задребезжало железо. Псы прекратили кружить, одновременно уставились на здание, внутри которого раздался угрожающий грохот, а затем, точно по команде, припустили к дыре в заборе. Уходила стая так прытко, что одной твари из арьергарда изменил нюх. Собака влетела в малую аномалию, которую сталкеры почти нежно называли «шутихой», и лишилась задней половины туловища.

Сталкеры настороженно пялились на корпус. Он выглядел, как черный прямоугольник, заслоняющий горизонт. Над корпусом угадывались очертания округлых башен газокаталитических реакторов и кауперов.

– Вот и Дика разбудили, – буркнул Картоха и сразу же проверил, надежно ли закреплен на железке мешок.

– Фу ты, – Плюмбум икнул. – Что-то мне хреново, мужики.

Гризли перевел взгляд с громады завода на напарника. Плюмбум сидел, обняв руками столб, его полные плечи дрожали.

Внутри завода снова грянуло. Над башнями реакторов возник сгусток лилового света, формой напоминающий каракатицу, и в считанные секунды погас. По фермам, опоясывающим заводские конструкции, заструились мерцающие огни, но после следующего удара исчезли и они.

– Чую, эта вылазка запомнится мне надолго, – буркнул Картоха.

– Да ты оптимист, – отозвался Гризли.

А Плюмбум ничего не сказал. Пробурчал что-то плаксиво, затем согнулся в три погибели и блеванул.

– Ланс, – позвал его по имени Гризли. – Возьми себя в руки, братуха. Слышишь? Ничего с тобой не случится.

– Это все твоя мнительность, Торопыга, – поддержал Картоха. – Псы умотали, сейчас умотаем и мы.

– Это радиация, да? – заныл Плюмбум. – Я знаю сам, можете не отвечать. Я облучился.

– Много ты знаешь, умник! – отрезал Картоха.

– У меня отслаивается оболочка кишечника… – сказав это, Плюмбум снова согнулся от спазма.

– Это не радиация. Это пицца в «Боржче», – утешил Гризли, хотя мысленно он уже прощался с напарником. – Сукина дочь Энни кладет слишком много старого говяжьего жира.

И снова грянуло. От отдачи содрогнулась опора, на которой расселись сталкеры. На верхотуре заскрипело и заныло: рвался металл, ломались заклепки, выкручивались крепления. Перед лицом Гризли мелькнул обросший «мочалом» высоковольтный кабель. От дымовой трубы отвалился еще один фрагмент, рассыпался в воздухе кирпичами и цементной крошкой, обрушился во двор. Клубы пыли и едкой вонючей сажи взметнулись до небес, отрезав этот участок Зоны от лунного света.

– Да что за черт! – крикнул Картоха, хотя в голове у всех, даже у Плюмбума, вертелось только одно: «Бродяга Дик. Бродяга Дик! Бродяга Дик…»

Мега-аномалия.

Абориген Зоны, которого никто никогда не видел. Заводной медвежонок, если верить Валентину Пильману, получившему Нобелевскую премию за открытие, сделанное каким-то школьником.

Снова заскрежетало железо, затрещали доски. Затем шум погрома как отрезало, только шуршала пыль, оседая на дно небес – грешную землю. И в этой болезненной тревожной тишине сталкеры услышали шаги.

Кто-то шел, направляясь от вскрытого, точно консервная банка, корпуса к выходу с заводской территории. Четко шел, не быстро и не медленно, без страха, не виляя между аномалиями. Напролом, по кратчайшему пути. Манера передвижения «медвежонка» имела нечто общее с механической поступью робота класса «Проницательность». Передвигался Дик не на двух ногах, и даже, кажется, не на четырех.

Гризли, как ни всматривался в пыльную круговерть, ничего не мог разглядеть. Не пыль, а дымовая завеса, за которой происходит передислокация сил противника. Сталкер даже взобрался по опоре выше, но смог лишь увидеть, как отражается лунный свет на влажно блестящей коже Дика. А потом и этот проблеск исчез за черной, стелющейся над землей тучей.

Торопыга Плюмбум безвольно сполз по столбу. Гризли не успел и глазом моргнуть, как тот сорвался с поперечины и с влажным, тяжелым шлепком упал под опору.

– Твою ж мать! – Картоха принялся спускаться. – Валить надо отсюда! Валить!

Гризли соскользнул на одну поперечину ниже и оттуда уже спрыгнул на бетонку. Картоха возился дольше, потому что ему мешал мешок с хабаром.

– Братишка, как же ты нас достал, – пробормотал Гризли, приподнимая Плюмбуму голову.

– Что он там? Опять не убился? – саркастически осведомился Картоха.

– Непотопляемый, – подтвердил Гризли. – Вот кому запомнится эта вылазка.

– Повезло, блин. Теперь тащить на горбу эдакую тушу…

Плюмбум открыл глаза, поерзал, потом вяло приподнялся.

– Не придется, я сам пойду.

Он и в самом деле смог встать. Вцепился одной рукой в столб, а второй принялся размазывать по лицу пот и грязь. У него сильно тряслись колени, со стороны казалось, будто их заменили шарнирами.

Гризли швырнул пару гаек. Прошел за опоры, остановился перед лежащими фермами рухнувшего мостового крана. Посмотрел над грудой железа туда, откуда все еще доносилась поступь Дика. Чертова пыль клубилась, забивала нос, глотку и глаза, мешала вообще что-либо увидеть дальше расстояния вытянутой руки.

– Гризли, мы идем! – крикнул Картоха, которому давно изменило обычное хладнокровие: тоже приблизился в эту ночь к своему пределу.

Покатилась, весело звеня, по бетонке гайка.

– Веди к щели! – распорядился Гризли, хотя Картоха сам знал, что делать.

Снова клубы пыли отгородили их друг от друга, и когда мгла чуть развеялась, Гризли увидел перед собой лишь прореху в забрызганной собачьей кровью стене.

По другую сторону забора дышалось легче. Пыль серебрилась в лунном свете и оседала полупрозрачным туманом. Собаки исчезли, оставив после себя лишь зловонные метки на стенах. Из-за отвалов породы доносились отдаленные завывания. Гризли подумал, что стая все еще бежит со всех ног подальше от завода. Точнее от того, что обитало на заводе, а теперь выбралось на волю.

Картоха стоял, забросив на плечо мешок, смотрел по сторонам. Встретившись взглядом с Гризли, он спросил, высоко вздернув брови:

– А Торопыжина где?

– Он разве не за тобой вышел?

– Нет, как видишь.

– О-о-о, – протянул с усталостью и отчаянием Гризли, как мог бы произнести это Сизиф, наблюдая, как его камень в очередной раз скатывается с горы.

Он метнулся к щели в заборе.

– Ланс! – позвал сердито. – Торопыжина, ты куда, мать твою, подевался?

Клубилась пыль, являя безобразных призраков, постоянно меняющих форму. С дымовой трубы что-то осыпалось. Вспыхивал и гас, точно проблесковый маячок, огонек над башней каупера.

– Плюмбум! – прокричал Гризли. – Отзовись, дружище! Торопыга!

Он услышал, как кто-то быстро пробежал через двор, прогромыхав ботинками по деревянным щитам и листам железа.