Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

– Дарьюшка… – Морхольд улыбнулся. – Помнишь, что я говорил тебе про мачизм?

– Д-д-д-а… – серая хмарь в глазах совсем побелела, уступая место блеклому страху. – Помню.

– Ну, так вот, милая, вот это и есть его яркое проявление. В смысле, я говорю именно про вот этого молодого человека, все еще носящего поддерживающую повязку. К слову, моя дорогая, именно она свидетельствует о слабом ударе. А еще вальком, говоришь.

Клещ вытаращился на него. Кивнул четверке подручных, раздувая ноздри и наливаясь дурной краской.

– Сучку – ко мне в дом. А этого… уройте, нахрен.

«Челноки» зашевелились, зашоркали отодвигаемыми в сторону стульями и скамьями. Дарья, уставившись на сталкера, сжала пальцы на отворотах штормовки. Морхольд аккуратно положил трубку на стол и побарабанил пальцами по столу, совсем рядом с выложенным тесаком. «Шестерки» Клеща дружно ухмыльнулись, разом двинувшись вперед. Первый, воняющий гнилью, осклабился еще шире, зашелестела цепь с грузилом. Второй, шепелявящий, щелкнул солидных размеров «выкидухой». Чуть более громкое «чпок» последовало тут же, сменившись грохотом «шестерки», от боли и неожиданности рухнувшего на пол. Начавшийся было крик, прервал сам Клещ, наступив подручному на лицо.

Морхольд не пожалел молодость, дальнейшую жизнь и все остальное, должное идти у гнилозубого «как у людей» – останется калекой, так туда и дорога. Пороховая резь начала рассеиваться, смешиваясь с табачным дымом, пригоревшим жиром с кухни, духовитым потом от «челноков» и другими, не такими сильными запахами. Кровь из простреленного колена не хлестала тонкими сильными струйками, а ровно и спокойно просачивалась на пол. Развороченное мясо, белеющие осколки кости, брызнувшие во все стороны… И небольшой аккуратный пистолет, непривычно толстый, удобно устроившийся в левой ладони Морхольда.

– Да вы отойдите, ребят… – ствол качнулся влево, прижимая оторопевших людей к стене. – Не маячьте. Дашенька, а ну-ка, пересядь ко мне сюда.

И похлопал свободной рукой по своей скамье.

– Ты знаешь, кто я такой? – негромко спросил Сашка Клещ.

– Да. – Морхольд кивнул. – А ты меня знаешь?

– Должен?

– Не обязательно. Меня зовут Морхольд.

Лицо одного из «шестерок» явственно и страдальчески перекосило. Клещ посмотрел на него, уставился на сталкера.

– Я слышал про тебя.

– Это так радует, юноша, просто безгранично. Так вот… – Морхольд отпил остывший сбор из кружки. – Сдается мне, господа, что сейчас вы немного ошиблись. Ну, либо поторопились.

– Это почему? – Клещ явно не хотел сдавать назад, теряя лицо. – Наше право…

– А, ну-ка, хавальник завали! – Морхольд улыбнулся. Так, что еще один из прижавшихся к стенке совсем молодых парней побелел. – Право у него… Хотя что это я, давай, проясни мне, что у тебя за право.

Клещ покосился на стул, кем-то опрокинутый.

– Садись, садись. В ногах правды нет. – Морхольд не убирал пистолет. – Давайте, юноша, вещайте. И помните о том, господа, что есть такая наука, как физиогномика.

– Чего?

– Рассказывай, ушлепок, на что ты право имеешь. В чем, так сказать, правда, брат?

Клещ дернул подбородком, аккуратно присев.

– Да не брат ты мне.

– Вот в этом месте стоило бы прибавить про черножопую гниду, но с фольклором ты явно не знаком. Ну да и ладно. Итак?

– Она сломала мне челюсть. – Клещ насупился. Странноватый и опасный тип наверняка раздражал парня. Имеющихся же у Морхольда слухов, рассказов и просто ненароком услышанных сплетен хватало для понимания: Клещ опасен. Да, несомненно, папка молодого хищника поддержит сынишку всегда и во всем, но и сам отпрыск купчины наверняка мог многое. Не то сейчас время, чтобы за батиной спиной прятаться.

– И? – Морхольд удивился. – Что дальше-то?

– Она. Мне. Сломала. Челюсть! – Клещ прищурился. «Шестерки» вернулись к нормальному цвету лиц и потихоньку отлипали от стен. Морхольд покосился на них и поиграл желваками. Те вжались обратно. Хотя, скорее всего, дело было не в садистском выражении лица сталкера, а все в том же упрямо смотрящем на них ПС.

– Давай-ка разберемся. – Морхольд вернулся к прерванному разговору. – Девушка сломала тебе челюсть, так?

– Да.

– За то, что ты ее хотел тупо отодрать, так?

– Да. – Клещ насупился, сам поиграл желваками. – И что?

– И что… Ты видел головы возле администрации? – Морхольд наклонил голову набок, кивнул девочке на свою трубку и кисет. Та неумело начала набивать чашечку, заметно волнуясь, просыпая недешевую труху. – Видел?

– Да.

– Вот ты лаконичный-то, а? Подожди-ка. Ты вон, пальцем, что ли, утрамбуй… вот-вот, именно что надо. Ага, давай сюда. Тепефф разофги спичку и дай пфикуить. Так…

Сталкер окутался дымом, прищурился.

– О чем мы с тобой там разговаривали? Точно, про головы. За эти самые доказательства моей работы мне еще и заплатили, представляешь? У меня, Саша, есть работа, даже не так, не поверишь, но у меня есть любимое дело. Страх как, понимаешь ли, люблю убивать всяких там упырей. Да и просто, прикинь, мне нравится мое хобби. Обожаю, представь себе, сгоревший порох, паленое мясо и волосы. А уж как мне по душе свежий запах напалма с утра, мм-м, сказка просто.

– И? – Клещ заметно нервничал. Глядел на сталкера, раздувающего ноздри, блестевшими глазами и нервничал.

– Те ребята получили по заслугам. Причины, как сам знаешь, разные: грабежи с убийствами, нападения на караваны и путников, на территории Кинеля по окраинам. И за изнасилования тоже. Понимаешь меня, хорошо слышишь?

– Да.

– Да… – Морхольд покачал головой. Движение Дарья не успела и заметить. Тесак, только что лежавший на столешнице, метнулся вперед, рубанул, казалось, прямо по лицу Клеща. И с хрустом врубился в доски, еле заметно вибрируя в вязкой древесине. – Вот этим самым мачетом я отрубил им их поганые головы. Хотя сперва, с а-а-а-громным удовольствием отсек кое-чего другое. Повязка? Ну, тебе она все равно уже не нужна.

Клещ сглотнул, провел по щеке, посмотрел на кровь, потекшую из разреза.

– Ненавижу, когда кто-то приходует девок, козел. Это моя прерогатива, ясно тебе?

– Да, – страх перед смертью, чуть коснувшейся его, мелькнул в глазах Клеща почти сразу, но сейчас виднелся особенно сильно. Лоб заблестел мелкими капельками пота, резко и неприятно запахло мочой.

– Обоссался что ли? – Морхольд погрыз чубук. – Ай, какие мы впечатлительные. Вали отсюда, упыренок, и кодлу прихвати. Это моя девка, и если надо, я тебя на куски за нее порежу. Усек?

– Усек.

– Есть претензии?

– А?!

– Что за народ тупой пошел, а?! Говорю тебе русским языком, дубина ты стоеросовая, имеешь, чего мне предъявить, или как?

– Нет, не имею. – Клещ неожиданно и сильно побледнел. – Совершенно ничего.