Андрей Гребенщиков - Сестры печали

Вот что странно, я видел множество дорог, видел, во что превратило их безжалостное время, а больше любого времени над ними поиздевалась буйная флора: растения, названия которым еще только предстоит дать, буквально взорвали асфальтовую гладь изнутри, пробившиеся сквозь щебеночную «подушку» деревья разнесли творение человеческих рук в клочья. Тракт же, несмотря на непрезентабельный вид, меньше всего пострадал от бесчинства природы: его мертвенный покой не нарушили ни чудовищные деревья – порождения радиации, ни изломанные мутацией кустарники, даже вездесущая трава не покусилась на беззащитный труп . Лишь мох неопределенного вида и цвета притаился на дне глубоких колей. Небогато, если честно.

Фарватер мертвой реки, путь, которым идет Зверь, – я должен узнать об этом побольше. Смертельная аномалия – охранник-меговец был искренне уверен в нашей обреченности, – мне еще предстоит хорошенько разобраться с тобой. Все ответы здесь: кручу в руках потрепанные записи Сулюка, жаль, для чтения слишком темно.

Луна исчезает за облаком, и мир погружается в первозданную тьму. В такие ночи лучше не покидать подземных убежищ, тебе нечего противопоставить прекрасно видящим в темноте хищникам. Взбесившаяся от радиации природа щедро наградила своих новых детей естественными «тепловизорами», инфракрасным зрением, ультразвуковыми «датчиками» и прочими чудесами. Люди же, лишившись техники, отбросили себя в каменный век, баланс изменился самым трагическим для нас образом – низвергнутый с вершины эволюционной лестницы человек ослаб до предела, а новые венцы чудовищного творения обрели страшную, неведомую ранее мощь. Обидно быть лузером, потерявшим все на свете.

Но, восседая на огромной бестии, пусть и слегка захромавшей, я чувствую, что мы сможем когда-нибудь вернуться в игру. И от нашего триумфального камбэка Земля вздрогнет… еще раз. Ей не привыкать дрожать под нашей поступью! Она сейчас отбилась от рук, мелко и подло мстит за годы людского владычества, в заносчивой глупой гордыне делает ставку на совершенно иных существ. Наивная, беспросветная дура, со времени динозавров ты постоянно ставишь не на тех! Слабоумная нимфоманка, зацикленная на гигантских размерах…

Неожиданная мысль смешит. Изображая Императора Палпатина и Дарта Вейдера в едином лице, хохочу страшным злодейским голосом. Я дурачусь, и оттого смех мой натужен, но так уж влияет на меня общество законченного шизофреника Сулюка. Виновник дурного торжества ворочается на помосте и недобро зыркает в мою сторону заспанными глазами. Спи спокойно, дорогой товарищ маркиз. Сладких тебе кошмаров.

– Сегодня нехорошая луна, – Сулюк массирует виски, при этом смешно раскачиваясь на пятой точке. Он окончательно проснулся минут десять назад и с тех пор непрерывно подвывает и жалуется на головную боль. Как будто не я приложился башкой о деревянный помост, а потом пару часов кряду не мог уснуть из-за подзабытого со времен бурной алкогольной молодости «вертолета». Закрываешь глаза и кружишь-кружишь до тех пор, пора тебя не вывернет наизнанку. Какая гадость… Первый сотряс в жизни, ощущаю себя начинающим Эриком Линдросом [4].

– Какая Луна, любезный Сулюк? – слегка ерничаю, это простительно впервые сотрясенным. – Облака надежно спрятали ее от тебя.

– Зулук! – настырничает мой сумасшедший компаньон. – Зу-лук! Это во-первых, а во-вторых, если ты не видишь Луну, это не значит, что ее нет.

Чем дальше мы продвигаемся по тракту, тем свободнее становится дорога. Основной поток машин застрял на выезде из города – в пробках и авариях, здесь же, всего в нескольких километрах от Екатеринбурга, почти пусто. Заглохший транспорт брошен на обочинах, но его совсем немного.

Подслушав наш спор, негодница Луна выглядывает из-за туч и, кажется, подмигивает маркизу. Отыскала лунатика и теперь подыгрывает своим!

Ее блеклый, отраженный свет выхватывает из тени густой лес, растущий вдоль тракта по обеим сторонам, но даже не покушающийся на рукотворную асфальтовую ленту. На протяжении всего пути я не вижу ни одного животного, хоть временами и слышу отдаленные завывания, гавканье, клекот и прочий мутантский гвалт. Объяснение простое: хвостатые, клыкастые, когтистые и прочие косолапые твари предпочитают обходить опасного Зверя стороной. Видать, высоко он забрался по иерархической лестнице постъядерных хищников… Я никогда не встречал никого, подобного ему в «живой природе», оттого, наверное, до сих пор существую.

– Су… Зулюк, какого рода-племени наш Зверь? Как называетсяпорода?

– Среднеуральская борзая, – невозмутимо врет де Шиз. – И запомни уже: Зулук! Не Сулюк, не Зулюк, не как-нибудь иначе. Это важно.

– Зануда ты среднеуральская. Я могу называть тебя «задротом», это однозначное слово без вторых смыслов, сложного написания и правильной эмоциональной окраски. Как тебе?

Сулюк не отвечает, но ему плохо, это заметно невооруженным глазом. Он все сильнее сжимает свои виски, а амплитуда колебаний на пятой точке достигает запредельных значений, боюсь, что страдалец вот-вот вывалится из «седла». Я бы поржал над его стремительным падением, но для возложенной на нас миссии это будет фатально. Добиться успеха возможно только полным составом, лишних людей (и зверей) у нас, к сожалению, нет. Придется заботиться об обоих. Ну и о себе не забывать.

По устоявшему кресту сбоку от дороги узнаю местность – за поворотом будет стела, разграничивающая Европу и Азию. Мы стремительно покидаем «дикую азиатщину» и неуклонно приближаемся к «просвещенной Европе». Жаль, и то, и то сейчас находится в одинаково убогом состоянии.

– Вот новый поворот, и мотор ревет…

Забытый напев в исполнении Сулюка впервые вызывает не раздражение, а приятную ностальгию. Хорошая была песня, правильная.

– Что он нам несет?

Пропасть…

Пение обрывается на пророческой ноте. Пусть за поворотом и не пропасть вовсе, но нечто безнадежное роднит открывшуюся картину с бездной. Мы останавливаемся и молча взираем на подсвеченный факелами биллборд. На нем одна-единственная надпись, выполненная неверной и явно неумелой рукой. УБИРАЙТЕСЬ. «Убирай» выписано крупно и размашисто, а для окончания «тесь» места слегка не хватило – потому невежливый императив выгнулся кочергой, последние буквы накренились, уменьшились в размерах и стыдливо сползли куда-то вниз.

УБИРАЙтесь.

Вот оно, европейское гостеприимство. Вряд ли воззвание адресовано монстрам, плохо разбирающимся в изящной и не очень словесности. Здесь не ждут людей… причем не ждут их другие люди. Интересно? Еще как.

Зверь замедляет свой неспешный бег, неужели тоже озадачился хамским биллбордом? Или его внимание привлекла огненная иллюминация?