Андрей Гребенщиков - Сестры печали

– Дойдешь, – несмешно передразниваю я. Мозг в ступоре, я – примерно там же.

– Только гляди, герой, слабость слабостью, а корень зла держать будешь сам! Признавайся, тяжело тебе придется?

Она заливается издевательски-заразительным смехом, пока я мучительно подыскиваю «правильный» ответ на вопрос, не предполагающий правильных ответов: что ни скажи, попадалово обеспечено.

– Корень зла могуч и огромен, – пытаюсь импровизировать, судорожно соображая на ходу. – Как доисторический баобаб, король всех деревьев! Даже стотонному Liebherr’у [15] не совладать с его массой и габаритами! Однако сей баобаб при виде баб теряет вес и притяженье…

Поиск рифмы затягивается, плохо у меня с ними, просто отвратительно.

– Фу, как пошло, – Лю надувает щеки, выпячивает губки, одним словом, корчит из себя обиженную девочку. – Но образ, что ни говори, будоражит воображение!

Она не обиженная, она плохая девчонка. Обожаю таких!

– Или это опять была гипербола?

– Скорее, парабола…

Пока она размышляет, я стремительно, насколько позволяют кондиции, скрываюсь в туалете. Дошел!

По возвращении (триумфальному, без всяких позоров, моя честь, как и штаны, спасена) наглею:

– Мне бы еще ванну принять… или душ, на худой конец.

Летиция вздыхает на публику:

– Все ж таки худой? Эх, а соблазнял девушку баобабами…

Нет, я ее точно придушу! Еще вперед Люка!

– Пойдем, герой-обломник, водные процедуры с дальней дороги точно не помешают.

– Ты стесняешься? – лукавые глаза смеются.

Мне остается только прятать взгляд. Да, блин, стесняюсь! Раздеваться догола в крохотной ванной комнате, в самой непосредственной близости от восхитительной девушки… Да, я еще чертовски слаб, ни на что толком не гожусь, но корень зла, мать его етить, существо от моего сознания совершенно не зависящее! Он точно меня опозорит, баобаб проклятый!

– Не то что смущаюсь… но слегка мандражирую, да! Не привык я вперед дам разнагишаться…

Она морщится:

– Как твой лечащий врач, я категорически запрещаю тебе мандражировать! Во-первых, от этого, утверждают в околонаучных кругах, на ладонях начинает расти шерсть, во-вторых…

Словно заправский стриптизер сдергиваю с себя всю одежду. С меня хватит! По-хамски поворачиваюсь к даме волосатой голой жопой и храбро штурмую высокий бортик ванны.

Хорошая попытка… Не поддержи Летиция меня со… спины, я бы неминуемо навернулся и затылком пробил покрытый скользкой плиткой недружелюбный пол.

– Не торопись, Сол, аккуратней. Глупо проделать столь долгий путь и убиться у самой цели.

Осторожно, все так же поддерживаемый Лю, опускаюсь в горячую воду. Какой кайф! Вода! Чистая! Горячая! Целая ванна! Я не зря шел сюда с самого Урала, я готов умереть прямо здесь и сейчас от блаженства!

– Не смотри на меня так, – проходит десять райских минут, и я все еще жив. Летиция сидит на краешке ванны и ладонью гоняет волны по воде. – Я девушка честная, на первом свидании в ванну к кавалеру не полезу!

– А у нас свидание? – наши словесные игры начинают доставлять мне удовольствие.

Вот только Лю внезапно выбывает из наших игрищ, я понимаю это по ее изменившемуся, посерьезневшему лицу.

– Сол, я применила к тебе свой талант…

– Какой из многих? – пока не поздно, пытаюсь свести все к шутке. – Обаяние, сексуальность или…

– Не перебивай, пожалуйста, – попытка с треском проваливается, изображаю из себя покорного слушателя. – Я применила гипноз, хотела помочь тебе, копнула вглубь…

Я жду. Что она накопала внутри меня, до каких воспоминаний добралась?

– Ты помнишь, как я назвала тебя?

– Конечно, ты дала мне имя…

Она нетерпеливо перебивает:

– Я дала имя одному, а гипнозом вернула к жизни другого!

– Это плохо? «Я с амнезией» и «Я в твердой памяти» – один человек! К тому же никакой твердой памяти я не ощущаю!

– Человек, может, и один, только личности разные.

Приехали. Люк упоминал о том, что когда-то страдал раздвоением личности, видать, и меня заразил, падла такая!

– Лю, я лучше действительно помолчу, а ты рассказывай, объясни новоявленному шизофренику что к чему.

– Ты не шизофреник.

– Хорошее начало, а что с разными личностями?

Летиция задумчиво раскручивает пальцем бурунчики в воде. Не смотрит на меня, подбирает слова…

– После смерти мамы я никого и никогда больше не любила. Исчезла потребность… Но там, в церкви, увидев тебя, беспомощного, нуждающегося во мне – именно во мне, я поняла это сразу! – я испытала… Потрясение – слишком слабое слово, меня всю заколотило от… не страсть, не желание, а что-то запредельное, неведомое раньше! Нежность, потребность защитить, спасти… Есть в этом нечто жертвенное, поверь, такая дурь мне не свойственна! Я гладила тебя, ощущала твое тепло и как распоследняя идиотка была счастлива.

Люк считает, что это проделки Храма, я грешу на Ведунью, но счастье было настоящим, я впервые в жизни ощутила себя женщиной. Любящей, готовой на все ради своей любви женщиной… Думаешь, я несу какую-то бабскую ересь?

– Нет, – я так не думаю.

– Хорошо. Мне трудно говорить о подобных вещах, в обнажении души есть что-то противоестественное.

Зря я полезла со своим гипнозом ворошить твое прошлое. Тот, кого я полюбила, оказался лишь дыханием на стекле, стоит провести рукой, и на меня сквозь стекло уже смотрит кто-то совершенно иной…

Мой Мастер – иллюзия, тень, отражение на воде… К нему нельзя прикасаться руками, лезть с глупой помощью, убивать гипнозом…

– Это способ сказать мне «нет»?

– Ты – Сол, а полюбила я Мастера.

– Ты дала мне имя…

– Не тебе, Сол. Ему. Забудь , оно не твое. Если смогу, я буду рядом, буду ждать его , и может быть, однажды снова назову своего Мастера по имени.

Она уходит. На прощание брызгает водой мне в лицо и уходит. В моих зрачках отпечатывается ее печальная улыбка.

Я раздавлен. Я хочу кричать… Хочу, но не могу. Мне плохо. Я раздавлен.

Из давно остывшей ванны меня извлекает верный соратник Люк.

– Дружище, я бы с удовольствием позволил тебе и дальше отращивать жабры, однако другой ванной комнаты в округе не наблюдается. А смыть дорожную пыль перед тяжелым днем – святое право, да и обязанность любого уважающего себя путешественника, прошедшего от Урала до первопрестольной!

– Мой тяжелый день уже состоялся, – вот все, что я способен возразить.

Маркиз понимающе вздыхает:

– Летиция?

– Летиция.

– Не злись на нее и не обижайся, она сама стала заложником обстоятельств.

– Каких, в жопу, обстоятельств, Люк?! Что вы все сегодня мелете? Мне жутко хочется проломить кому-нибудь башку, можно это будешь ты?

– Не можно, – минутка сочувствия окончена, маркиз энергично выталкивает меня в коридор. – Побереги злость, Солдатик, очень скоро нам предстоит непростой разговор с самозваной хозяйкой этого места.