Жанна Пояркова - Фрагментация памяти

– Добраться до здания как раз самая легкая часть задачи. Возле Каабы развалины и туман. – Я тоже завелся. – Можно использовать газ, на Косе его нетрудно достать. Только нужно учесть, что психи вполне могут оказаться гораздо опаснее, чем охрана.

Пару минут мы стояли рядом с оружейным магазином и поедали глазами прохожих. Каждый обдумывал что-то свое, захваченный открывающейся в воображении картиной. Я видел жирафов, бегущих по улицам, пироманов, сжигающих себя, и геймеров, которые захватывают корабли. Никаких иллюзий по поводу состояния запертых в кубе, если они еще живы, я не испытывал, но мне хотелось открыть черную коробку, вытряхнув все, что лежит внутри.

– Слушай… – Мэд неуверенно улыбнулся. – А ведь там сейчас закрыта Рашель.

– Кто?

– Неужели ты не помнишь Рашель с ее восьмибитовой музыкой?

Я помнил. Рашель являлась одной из немногих женщин, входивших в топ-100 Рейтинга, когда я еще учился паять паленые схемы концентраторов. По крайней мере, все думали, что она женщина с эксцентричным хобби в виде рисования пиксельных пейзажей. Рашель оставляла свои знаки на скалах уровней и кирпичных зданиях, словно доисторический человек на стенах пещеры. У нее был свой пантеон из нескольких героев, каждый из которых воплощал отдельное качество или эпоху, почти язычество. Это никому не мешало, даже подхлестнуло любопытство к истокам игровой индустрии. Появились группы фанатов, раскапывающие и восстанавливающие старые игры. Особым шиком считались эротические квесты с распадающимися на квадраты моделями или многоуровневые драки. На фоне последних достижений Среды это все выглядело очень наивно, но потому и приносило удовольствие. Рашель сделала мод для гонок с примитивизацией графики, который пользовался некоторой популярностью.

Спустя некоторое время увлечение Рашель переросло в пропаганду старого подхода к игре, которая не пытается тебя поглотить. В ответ геймеры охладели и к ней, и к ее восьмибитовой музыке, вернувшись к развлечениям похлеще. Рашель поняла, что всего лишь оказалась на гребне кратковременной моды, а речи о силе воображения пропали даром; она разъярилась и вышла на тропу войны. На следующем турнире обиженная язычница произвела инъекцию кода, с помощью которой собиралась перегрузить железо всех, кто был на уровне, так, чтобы оно искажало картинку. Код был неверен и не сработал, потому что Рашели недоставало знаний в технической области, но ее результаты в Рейтинге аннулировали, а ее саму под негодование большинства игроков отправили в корпоративную психушку. Причем в последний момент выяснилось, что Рашель – это тридцатилетний торговец подержанными запчастями для космических челноков, что почему-то прибавило ему симпатий. С тех пор прошло уже лет пять.

– Мы можем ее освободить.

Мэд ухмылялся, словно сволочь, и он был прав – против такого соблазна было не устоять. Кроме Рашель, безмолвная крепость Каабы прятала в себе целые связки такого же рода серпантина. Я один мог припомнить Стейна, который в свободное от турниров время ходил по городу и набирал команду для полета на несуществующую планету из игры, Ли Хо, проектирующего прозрачный купол для спуска Тиа-Сити под воду, чтобы защитить от нападения расы растений из старого хита, и гонщика Майка, который находился на постоянной подключке, а потому забыл про то, что физические законы на трассах города еще никто не отменил.

– Надо Гарри позвать, – сказала Стар.

– Он… хотел немного побыть один.

– Чепуха. Что бы там с ним ни случилось, я уверена, что он не откажется.

Рыжая была права – уже через пару часов Гарри ходил из угла в угол комнаты, а джокер заказывал «железо» на подставное лицо.

Вблизи Кааба совсем не походила на объект для шуток. Она была серой, словно кожа трупа, бледный свет от сканирования подрагивал в тумане. Несмотря на то что вращающийся прожектор был совершенно не нужен, владельцы сознательно использовали тоталитарную эстетику колонии. Пористые стены психушки засасывали. Я засел на крыше старого депо, спрятавшись за изогнутой плитой, и пытался подсчитать количество людей в здании. Бегать с чемоданом по кругу я не собирался, поэтому спрятал несколько радаров в траве недалеко от стен и объединил их сигналы на портативной станции. Предварительный анализ показывал примерно шестьдесят четыре активно перемещающихся человека и человек двести более спокойных. Чтобы понять, кто из них кто, и нанести на план, я и наблюдал. Двадцать модификантов я уже выделил – их оружие специально подсвечивалось, спасибо мародерам Косы.

– Чувствуешь себя шпионом?

Ее голос можно было наматывать на кулак. Стар единственная не боялась Трэма. Он и днем выглядел зловеще, но ночью превращался в место призраков и рельсов, уходящих в никуда. Август лепил из ночи кусок черного горячего камня, забрызганного звездами.

Рыжая вскарабкалась на крышу и подобралась ближе.

– Нет. А ты?

– Чувствую себя астероидом. Хочу падать вверх.

Она легла на спину, расправляя тело на неровностях крыши, и скользнула пальцами по моей руке. Ее лицо разгладилось, глаза смотрели в небо, в звездные просветы между облаками.

– Знаешь, я все больше думаю о знаках, – она говорила просто, не так, как поводырь в лабиринте «Тьмы на троих». – Люди появляются ниоткуда, странствуют по всему космосу, что-то разыскивая, или пытаются забыть о необходимости поиска, заклеивают себя заживо. Они хотят открыть что-то особенное, но не могут обнаружить нужные двери, зачерпывают только верхний слой, который усиливает жажду. Весь фокус в том, что, чтобы открыть поверхность, нужны знаки. Ключи.

Она повернулась на бок и посмотрела в лицо. В темноте зелень ее глаз превращалась в сплошную блестящую черноту, как у птицы.

– Алхимики пытались сделать ключ – философский камень. В текстах, которые я читала, люди почему-то думают, что они искали золото. Но на самом деле им был нужен инструмент, который делает из сломанного целое, из несовершенного совершенное. У них ничего не получилось, потому что один человек не может открыть дверь, в нем недостаточно компонентов, знаний, качеств, цветов. Чтобы пробиться сквозь пленку, нужно стать кем-то большим, чем просто ты.

Стар сказала «ты» так, что по моему позвоночнику пробежали мурашки.

– Ты, я и Мэд – это знак, ключ, фокус. Мы соединяем куски вселенной в коридор, по которому можно скользить прямо к ядру. Это как сложение волн, химическая реакция. Сами по себе мы можем перебирать многообразные и неверные дороги, окончательно потерянные в хаосе времен. Но когда мы собираемся вместе, мы начинаем постигать, прокалываем границу, оставляя истоптанную поверхность позади. Если бы мы встретились чуть раньше, пока еще не омертвели, мы смогли бы победить.