Юрий Иванович - Оскал фортуны

– Слушайте меня, жители Шулпы! Слушайте и думайте! Произошла страшная ошибка, когда наши народы стали убивать друг друга. Ведь мы не пришли сражаться с вами, а только с последователями Гранлео, который теперь уничтожен. Только для свержения его кровавой диктатуры мы вторглись в Сангремар. Ну и, скрывать не стану, для сбора тех трофеев, которые Гранлео украл за девятьсот лет у наших народов. Надеюсь, что вам его украшений не жалко и вы не станете отдавать свои драгоценные жизни за презренные сокровища?! – В ответ ему не раздалось ни слова, да он и не ожидал каких-либо одобрительных воплей. – По всем понятиям, ваше сопротивление бессмысленно! Дворец все равно будет взят еще до вечера, но я не хочу, чтобы было бесцельно уничтожено столько человеческих жизней. Как с вашей, так и с нашей стороны. Поэтому сразу, как высший проповедник монастыря Менгары, торжественно обещаю: все, кто сейчас сдастся, попадет под мою личную ответственность, и я им гарантирую жизнь. Можете точно такое известие передать и своим остальным товарищам, которые сейчас погибают по всей окружности дворца. Предлагаю вам выходить прямо сюда на площадь, складывать оружие, где вам укажут, и строиться в центре. И учтите, у вас осталось очень мало времени. Если наши войска ворвутся с других сторон, то даже я не смогу их удержать от кровавой расправы со всеми обитателями дворца. Итак, каково ваше решение?!

С одной из террас послышался басовитый голос самого тучного и солидного из офицеров:

– Как старший здесь по званию, я могу отдать приказ о капитуляции. Но хотелось бы оговорить еще несколько условий.

– Согласен. Только спускайтесь ко мне. – Менгарец сделал приглашающий жест рукой, указав заодно на две каменные скамьи между ним и стеной дворца. – Поговорим без крика.

Офицер не стал мешкать, сразу скрылся во внутренних помещениях. Вскоре одна из вспомогательных дверей дворца открылась, и он размашистым шагом стал приближаться к указанному месту. Поспешил туда и Виктор, хотя все внутренности так и сжались, представив, какую удобную мишень он будет представлять некоторое время для лучников.

Прибывший командир защитников на весьма интересный манер отдал честь и сразу стал высказывать претензию:

– Судя по действиям вашей армии, такого понятия, как предложение сдаться, у вас не существует?

Говорил он громко, так, что его слова тоже вполне хорошо долетали до его подчиненных, которые опять замерли на своих местах. Монах развел руками:

– Увы! Несколько дней меня не было в армии, и я не успел донести до всех генералов злободневность такого предложения. Вернулся только час назад и уже не смог внести коррективы в начавшийся штурм. Теперь хочу хоть в минимальных размерах предотвратить допущенные промахи.

– Мы о вас наслышаны, хотя и не уверены в вашем слове, еще не было случаев удостовериться.

– Вот заодно и удостоверитесь.

– Тогда хочу сразу сказать, что за нашими спинами самое для нас дорогое – наши семьи. И у нас только одно условие: они ни в коей мере не должны подвергнуться оскорблениям или поруганиям с вашей стороны и будут находиться возле нас.

– И все?

– Да. – В глазах командира защитников читалось столько страха, беспокойства и простого человеческого волнения за своих близких, что Менгарцу непроизвольно пришлось улыбнуться:

– Ничего сложного! Ваши семьи останутся при вас даже в случае короткого тюремного заключения. Не переживайте, ведь с каждым из вас придется выяснять некоторые детали недалекого прошлого, и вы должны понимать наши требования.

– Мы воины… – начал офицер, но его сразу резко и громко перебили:

– Вот именно! Вы воины и освобождены от присяги Гранлео! Потому что он погиб на моих глазах.

– Да? Нам ведь до сих пор ничего неизвестно. Но если вы утверждаете… Тогда, конечно… – Офицер оглянулся на своих подчиненных и развел руками. Ответом ему был дружный, одобрительный гомон. Тогда он опять повернулся к парламентеру, снял пояс с мечом и протянул его со словами:

– Баган Винеш, генерал. От имени гарнизона заявляю: мы сдаемся.

Виктор взял протянутое ему оружие правой рукой и сказал:

– Пусть все выходят на площадь. И советую немедленно отправить вестовых на другие участки обороны. Если там будут сомневаться в целесообразности сдачи ретивым генералам нашей армии, пусть отходят сюда и сдаются мне.

– Понял! – Офицер повернулся к дворцовым стенам и отдал краткие, хорошо понятные всем команды. Чуть позже стали медленно открываться и большие ворота во внутренние пространства дворца. И как раз в этот момент резко распахнулась одна из крепких вспомогательных дверей, и оттуда на полной скорости вырвалось несколько бегущих Львов Пустыни в аляповатой, но вполне удобной одежде. Они бросились к двум одиноко стоящим фигурам с бранными криками, в которых явственно слышалось только одно:

– Умри, предатель!

Попятившись от неожиданности, офицер просипел:

– Это телохранители Гранлео! Редкостные сволочи! Как они уже всем надоели своей кровожадностью!

Этих слов оказалось достаточно для превращения Менгарца в дикого зверя. Он отбросил ножны с оружием генерала в сторону, перехватил свой двуручник удобнее и с устрашающим рычанием побежал навстречу атакующим. То, что произошло сразу после этого, окончательно отбило у защитников всякую охоту к сопротивлению, а со стороны чагарцев вызвало небывалый громкий вопль восторга и восхищения.

С первого шага его святости гигантский меч завращался над ним с небывалой скоростью. Так этот мелькающий круг и вонзился в тела не успевших даже остановиться для обороны телохранителей покойного императора. Они оказались безжалостно разрезаны еще до того, как до них долетели редкие стрелы, которые спохватившиеся лучники выпустили с обеих сторон. Благо еще, что ни одна из этих стрел не попала в Менгарца, который словно шумно дышащий буйвол замер среди порубанной и дергающейся в последних конвульсиях плоти.

Восхищенный рев еще продолжался, когда генерал Баган осторожно подошел к его святости сбоку и, оставаясь на почтительном расстоянии, с придыханием доложил:

– Воины стали сдаваться.

В подтверждение его слов послышался звон железа. Защитники выходили уже из всех ворот и дверей и поспешно срывали с себя пояса и портупеи с оружием. Все летело в стремительно растущие кучи. Монах зафиксировал это событие мимоходом. Гораздо больше его волновала собственная одежда:

– Хм! Просто отлично! Пятна крови почти незаметны, а значит, можно пока не переодеваться…

Вскоре суть этого бормотания разнеслась среди военнопленных, а чуть позже – среди воинов и офицеров сборной армии Союза Побережья. А летящая с еще большей скоростью молва вообще стала приписывать его святости такое, что на ночь детям не расскажешь. Именно тогда высшего проповедника и стали побаиваться не только за глаза, но и в открытую. А историки записали в своих летописях: