Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга

— Пойдем-ка, сынок, со мной. Я тут неподалеку обосновался.

Квадратные тени надвинулись из темноты, оторвали их друг от друга, растащили в разные стороны. Один из телохранителей заломил Дугалу руки за спину.

— Ух ты! У нас тут настоящий бездомный! Сколько раз в книжках читал, а живьем впервые вижу! Думал, их всех уже осчастливили.

Лысый, начальник охраны, осведомился:

— Ник, у тебя все в порядке? Он к тебе приставал?

— Нет! Мы просто разговаривали!

— Фолк приказал разыскать тебя. Твой телефон не отвечал. Он беспокоился!

— Скажите ему, что я сейчас буду.

— Нам приказано сопровождать тебя.

— Что делать с этим? — брезгливо морщась, спросил круглолицый охранник. — Может, вызвать доброделов из этой… «Протянутой руки», пока коньки не отбросил? Они его, по крайней мере, отмоют. У меня там тетка на горячей линии сидит. Ну что, отброс общества, пойдешь к добрым людям?

— В подачках не нуждаюсь, — проворчал Дугал. — И делание добра корысти ради считаю делом низким и бесчестным.

— Вот те раз! — искренне удивился телохранитель.

— Не хочет и не надо, — отрезал Лысый. — Обыщи и проучи как следует, чтобы не ошивался в приличных местах.

— Отпусти его сейчас же! — возмутился Ник. — Он же ничего не сделал! Это… Он… Он всего лишь попросил сигарету.

Дугал съёжился, втянул голову в плечи.

— Эй, борода, пошел вон отсюда, — охранник отпустил бродягу, слегка пнув его в зад. Дугал ткнулся коленями в асфальт. — Вали, пока ноги не переломали. И чтобы я тебя здесь больше не видел.

«Гады! — тоскливо подумал Ник. — Я тебя запомнил, мордастый. На следующем сеансе ты у меня попляшешь. Фига с два тебе, а не отпущение грехов! Отправлю в Темный, как миленького».

— Пойдем, Ник, — начальник охраны подтолкнул его к ресторану. — Сейчас начнется фейерверк в твою честь.

«И тебя, Лысый, это тоже касается. Поймете, наконец, что все от меня зависите! Все!»

Золотистые, красные и синие всполохи салюта разукрасили ночное небо. Ник обернулся.

— Я вас найду, дядя Дугал! — крикнул он.

Но тот не оглянулся.

— Ох ты, девочка моя бедная… Да что же это…

Чтоб ему в Темном сгинуть, мерзавцу!..

Ивар хлопотал вокруг дочери, как наседка, только что крыльями не хлопал: руки хирурга уверенно делали свое дело — промывали, накладывали мазь, бинтовали. Ланка не выдержала и рассмеялась. Смех тут же перешел в шипение:

— Па-а-ап… Ну больно же! Что за дрянь ты мне льешь прямо в рану?

— Терпи, детка. Это надо. Это дезинфицирует. Потерпи, милая. Чуть-чуть осталось, Алечка… Рассказывай дальше, рассказывай… Не смотри.

— Ну что рассказывать, пап… Они вдруг просто… ну, не то чтобы исчезли, а как-то… изменились. Стали нестрашными. И какими-то… призрачными.

— Ничего себе, призрачные птички, — проворчал Ивар. — Вон как тебя располосовали! Вполне реально.

— Да нет, пап. Это все те, первые. А когда я на берег вышла, мне уже не страшно было совсем, и они как будто это почувствовали, понимаешь? И не стали нападать.

— Не понимаю, — покачал головой Ивар. — Но зато я другое понимаю — Микаэл твой — подлец и мерзавец! И трус! Я еще с ним поговорю!

— Не надо, пап, — тихо попросила Ланка.

— Почему?! Вечный Отец, ты чуть не погибла! А он сидел в машине и смотрел!

— Ну, я же жива, пап. Все хорошо.

Ланка обняла отца и скривилась от боли.

— Тш-ш-ш… Не надо, — он осторожно снял с себя не гнущиеся от бинтов руки. — Аккуратнее, детка.

— Хорошо, — послушно кивнула Ланка и вдруг разревелась как маленькая — хлюпая носом и жалобно кривя рот.

— Ш-ш-ш… Тише, деточка, тише… Все позади, малышка… Папа с тобой…

Он осторожно гладил вздрагивающие плечи, нашептывал ласковую успокаивающую чепуху — как когда-то в детстве, когда его девочка прибегала с разбитой коленкой, — и мечтал забрать себе ее боль.

Ланка в последний раз всхлипнула и неловко отстранилась:

— Все, пап… Уже все. Я в порядке.

— Точно?

— Да. Я… так устала что-то. Все болит. И голова кружится…

— Иди ложись, детка. Пойдем, я помогу…

— Не надо. Я сама…

— Ладно. Будет плохо — зови.

— Ты не уйдешь, пап?

— Нет, милая. Я буду здесь. Спи спокойно.

Ланка тяжело поднялась, несколько секунд постояла, будто не в силах сообразить, куда идти, и двинулась в свою комнату.

Ивар проводил ее взглядом. И только после того, как услышал скрип старенького дивана, закрыл глаза и негромко, но яростно выругался.

— Алана! Ты в своем уме?! Что ты творишь, детка?!

Ланка, выдернутая из сна отцовскими криками, хотела повернуться и застонала от боли. Не рассчитывая больше на отчаянно сопротивляющиеся мышцы, она просто приоткрыла один глаз — второй почему-то открываться не пожелал — и увидела белую поверхность с темно-красными пятнами.

— Аля, — голос отца из сердитого превратился в растерянный, чуть не плачущий. — Что же ты… Разве можно… Девочка моя, ну что тебе в голову взбрело?..

Ланка заволновалась — расстраивался Ивар крайне редко, обычно он был или спокоен, или сердит. Кое-как повернув голову, она сумела приподнять второе веко и поймать в поле зрения отцовскую фигуру с печально опущенными плечами.

— Пап… — голос был хриплым и чужим.

Ланка откашлялась — в груди что-то булькало и клокотало — и начала сначала:

— Пап… Что случилось?

— Это я тебя хочу спросить, что случилось?! — Ивар скрестил руки на груди и сделал шаг к кровати. — Как ты могла такое придумать? В твоем состоянии! Что за… Светлый Лес! Аленька, посиди, я сейчас!

Ивар, забыв о нотациях, метнулся прочь из комнаты. Ланка получила возможность перевести дух и попытаться быстро найти причину отцовского расстройства. Она снова бросила взгляд на загадочную бело-красную поверхность, оказавшуюся испачканной кровью простыней. В голове медленно, как пузыри со дна водоема, всплывали воспоминания о вчерашнем дне: пикник, озеро, птицы, предательство Мика…

Когда отец вернулся, Ланка состроила виноватую гримаску и жалобно протянула:

— Ну па-а-ап… Ну, я же не виновата… Подумаешь, немножко кровь протекла… Перебинтуем сейчас, и все будет хорошо, да, пап?

— Не виновата… — передразнил Ивар. — Если бы спокойно лежала в кровати, ничего бы у тебя не протекло! Я, слава Первоматери, не одну тысячу повязок в своей жизни наложил! Чего тебя понесло рисовать?!

— Рисовать? — недоуменно переспросила Ланка.

— Ну да, — Ивар, разложив на тумбочке принесенные пузырьки и упаковки бинтов, махнул рукой назад: — Это вот что такое?! Потерпеть не могла пару дней?

Ивар едва успел подхватить дочь под руку — Ланка вскочила с кровати, метнулась к стоящему возле окна мольберту… Подняла к лицу негнущиеся ладони в густо пропитанных кровью повязках и непонимающе уставилась на них: