Юрий Любушкин - Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД

В пограничники? Что ж, пожалуйста… И военком на призывной комиссии не возражал, только спросил у Никиты: «А как же университет при ваших‑то способностях? Не пожалеете?» И начальник городского ОСОАВИАХИМа написал ходатайство – в погранвойска. Уж кто‑кто, а он знал об истинном призвании парня. Он‑то в своё время и предложил первым подарить Никите при выпуске породистого щенка.

…В коридоре Никиту догнал один из братьев Сычёвых, Николай.

— Товарищ лейтенант, если будет возможность, к нашим, пожалуйста, заедьте. От Москвы ж е рукой подать до нашей деревни. Да вы и сами знаете… Для отца с матерью это настоящий праздник будет. Сами понимаете. Да и встретят как родного.

— Постараюсь, Николай, обязательно постараюсь. Только с чего это ты меня в звании повысил?

— А ни с чего, – заговорщицки подмигнул ему один из лучших сержантов на заставе – я сегодня, перед сдачей дежурства, когда телефонограмму из отряда принимал о вашей командировке в Москву, услышал от дежурного по отряду такую новость – не для записи – пришёл приказ о присвоении вам досрочно звания лейтенант. Сам нарком приказ подписал. Вот так‑то. Поздравляю!.. В Москву поедете уже с двумя кубарями.

Вот тебе и раз! Даже не верилось. Сюрприз за сюрпризом…

Дед бы точно – доживи он до этого дня – на седьмом небе был бы от счастья за любимого внука. Частенько он маме не без гордости говорил:

— В Большаковых Никита пошёл. Наш корень! Наш… Глянь на нег о – вылитый отец.

Мать словно током пронзало «вылитый отец». И чем старше становился сын, тем больше и больше походил на своего отца. Поэтому, как ни крути, а корень их точно, большаковский. Тут не поспоришь.

И наверняка после дедовских слов мама слезу украдкой смахнёт и будет потом лежать на своей постели, не смыкая глаз всю ночь, уставившись в белое пятно от уличного фонаря на потолке. И будет всю ночь напролёт беззвучно реветь в подушку, мокрую к утру от слез. Эх, мама, мамочка, родная…

Ну, уже теперь скоро, совсем скоро, свидимся. Каких‑то два денька, моя дорогая, и будем вместе. И радость будет нежданная, как снег на голову. Ну, здравствуй, сынуленька! Здравствуй, мамочка!

…Тут же на стене коридора красочный плакат. На нем во всей красе и блеске младший лейтенант Большаков с Ледой зорко всматриваются в даль, а за спиной у них крупным планом оба брата–близнеца Сычёвы с серьёзными лицами несут службу в дозоре.

Что ни говори, а оба брата службу ревностно несут. Им есть с кого пример брать и на кого равняться. Все их старшие братья–командиры РККА, и не просто командиры, а герои–орденоносцы. Поэтому и младшим Сычёвым никак нельзя ни в чем отставать. Вот потому на заставе, да и считай во всем отряде, они лучшие из лучших…

Красивый плакат, броский. И надпись на плакате соответствующая – «Равнение на лучших!..» ну и так далее. Замечательный плакат! Хоть и не тщеславен был Никита, но под сердцем каждый раз ёкало, когда он проходил мимо плаката. Ещё бы! На всю страну прогремел. Теперь в любой пограничной казарме, в любом клубе и в каждом штабе этот красочный плакат на самом видном месте. «Равнение на лучших!»

— Заходи! – навстречу ему из канцелярии шагнул его лучший друг, политрук заставы. Про таких, как он, несмотря на все его молодые годы, можно с полной уверенностью сказать – «слуга царю, отец солдату…» Не ошибёшься.

И у него просьба только одна: будет возможность – заедь к деду с бабкой в деревню под Вязьмой. Адрес такой…

— Не надо, не пиши, – Никита прервал друга – Я помню.

Не раз и не два рассказывал ему лучший товарищ о бабке с дедом, о родной деревне, милом русскому сердцу прекрасном уголке. О неспешной реке с плавными изгибами, вдоль которой раскинулась деревня, о лесе, который подступает к реке с обоих берегов («А грибов там, Никита, видимо–невидимо, а ягод!..») и об утренней зорьке вместе с деревенскими мальчишками («Поверишь, рыба так и плещется, словно просит сама, чтобы ты её поймал поскорей…») – это особый рассказ. Заслушаешься.

А какие там туманы, густые–прегустые, как молоко, в двух шагах ничегошеньки не видать, и как поют на рассвете петухи, один голосистее другого, встречая красное солнышко, – слушать не переслушать. Хоть товарищ Никиты тоже городской житель, но каждое лето на каникулах проводил в деревне у стариков, куда съезжались и его двоюродные братья. А для деда с бабкой каждое лето хоть и хлопот прибавляло – «Вона скоко внуков из города понаехало!» – охали деревенские кумушки – «Цельная орава», – было, несомненно, особым праздником. Это были сладкие хлопоты. Да и не хлопоты это. Отнюдь. Радость великая – это уж точно. А если просторный добротный дом наполнялся задорным детским смехом внучат, это ещё и счастье добрым людям полной чашей. Не каждому такое дано.

— Замечательные старики у меня, Никита, замечательные! – с улыбкой и потаённой грустью вспоминал лучший кореш. – Такие – единственные на свете! А вот сейчас разом все выросли, разъехались кто куда, и нет у них больше такого праздника, чтоб все и сразу и на все лето…

И ещё знал Никита из рассказов этих, что все стены в доме увешаны фотографиями домочадцев в рамочках под стеклом, мастерски сработанных [2]дедом. И глядят оттуда на деда с бабкой повзрослевшие внуки в военной форме. Все командиры и политработники. А у некоторых на груди и ордена поблёскивают.

У рыжеволосого друга Никиты («От мамы в наследство такую огненную шевелюру получил», – не без гордости говорил он) отец и мать – военные хирурги. Оба на Дальнем Востоке служат. Там и старший их сын службу сейчас проходит. Несмотря на молодость, отличился старший брат закадычного дружбана. Танкист. Герой. Орденоносец. Воевал на Халхин–Голе под командованием самого Жукова, тогда ещё комкора. А это вам не фунт изюму.

А вот у друга Никиты, как и у него самого, нет ещё никаких наград. А, впрочем, как оба считают, все ещё впереди. Конечно же, впереди… А друг Никиты отмечен командованием округа за отличную службу именными часами. Это не медаль и не орден, но все равно многое значит в карьере молодого командира–пограничника.

…Получая письма от родных из дальнего далека, он делился с Никитой тревожными новостями.

— Там знаешь как, на границе? – заговорщицки сообщал Никите молодой политрук заставы – Японцы. Самураи. Провокация за провокацией. Неспокойно.

Да и так было понятно – тревожно… То КВЖД, то Халхин–Гол, то озеро Хасан. Не сладко и беспокойно там, на дальневосточной границе. Того и жди – отчебучат какую‑нибудь пакость самураи, это для них раз плюнуть.

Затаились пока… Выжидают, сволочи.

И ещё знал Никита: кое‑кто из многочисленных двоюродных братьев молодого командира–пограничника сейчас несёт службу на Дальнем Востоке. А там служба особого рода – форпост их любимой большой страны.