Александр Афанасьев - Россия 2020. Голгофа

Брат скинул маску.

– Тихо! – проорал он. – Молчать! Silence!

Помещение было разделено на проход и несколько клеток. Прутья блестящие, это тебе не наскоро сваренная клетка в зиндане. Похоже, американцы делали, может даже использовали это место для допросов и пыток, а потом пришли иракцы и начали использовать для того же самого. Воистину, дурное дело всегда нехитрое…

Заложники замолкли, только кто-то всхлипывал.

– Мы русский спецназ! Russian solders! We are going to save your asses.

– Thanks God, – сказал кто-то.

– О’кей. Сколько вас? Подойдите к решеткам, протяните одну руку вперед, чтобы я мог вас посчитать…

Руки протянулись через решетки…

Один… два… тринадцать. Тринадцать – поганое число…

– Тринадцать! Вас должно быть четырнадцать! Где еще один?!

– Сэр, они забрали одного из нас!

В душе все оборвалось. Они думали, что все заложники в одном месте. Можно уйти… тринадцать или один. Но русские так никогда не сделают… [32]

– Кого именно?

– Сэр, это была Линда, наш психолог…

Твою мать… Они смотрели фотографии заложников… Брат еще тогда отметил, что одна из заложниц молода и привлекательна, и в голове отложилось – совсем не место ей в Ираке, тем более в плену. И вот – здрасьте.

– Темненькая, короткая стрижка.

– Она самая, сэр…

Так и есть…

– Кузьма, Ветер – ко мне.

Двое моментально оказались рядом с командиром.

– Кузьма за старшего. Вытаскиваете заложников к реке и находите лодки. Там сейчас настоящая срань творится, болото настоящее, никто не будет вас там искать. Ветер – ты со мной, ищем заложницу. Мы уходим машинами, по запасному варианту…

– Батя, ты охренел? – не постеснялся в выражениях Кузьма. – Вас двое, а тут сто человек!

– Выполнять. Уходите и никого не ждете, ясно? Координаты точки контакта, коды опознания вы помните.

– Есть…

Камеры с заложниками вскрыли быстро, замки благо тут стандартные, не такие и сложные – а у них у всех были отмычки для такого дела. Заложники были в относительно хорошем состоянии, их не били. Видимо, действительно хотели обменять… да и нет тут зверей, это все-таки полицейские. Тут ничего личного, только бизнес…

Один из мужиков – фирменная рубашка из грубой ткани, джинсы, ботинки, лет пятидесяти, – подошел к спецназовцам, когда заложников уже поднимали наверх.

– Сэр, разрешите остаться…

– Кузьма, какого хрена заложник вне контроля?! – вызверился майор.

– Сэр, выслушайте! У них моя дочь, они увели ее наверх!

– У меня нет желания иметь дело с ковбоями, – резко сказал майор, – если хотите помочь, помогите своим коллегам выбраться из этого дерьма, сэр.

– Сэр, вы не понимаете, – американец резко рванул рукав рубашки, – видели когда-нибудь такое?

Брат всмотрелся. Татуировка была выполнена под часами, если часы надеть – ее не видно. Якорь, кинжал, кремниевый пистолет.

– Морская пехота.

– Разведка морской пехоты, сэр. Шесть лет во Флотской антитеррористической группе безопасности. Я могу пригодиться, сэр, наши не прилетят спасать вас, но они прилетят спасать меня. Я помню позывные и знаю, что надо сказать…

Брат молчал.

– Сэр, трое всегда лучше, чем двое. А я знаю, на что иду – этот урод спускался сюда лично. Он убил одного из ваших, я знаю. Я просто хочу посмотреть в глаза этой твари.

– Черт с вами, поднимайтесь…

Наверху Брат вручил американцу трофейный автомат:

– Восемьдесят патронов. Должно хватить. Прикроете нас на шесть. Ясно?

Американец сноровисто проверил автомат – явно не впервой.

– Как божий день, сэр…

Пленный иракец валялся рядом…

Иракцы пока не поднялись. Не пробили тревогу…

Глава иракской полиции был осторожным человеком: как они выяснили, в большом доме, где он должен был жить, он почти никогда не остается на ночь, там живут только его жены. Сам он на ночь переходит в казармы, на второй этаж, где для него выделено несколько комнат: и если будет нападение, то нападающим придется пройти набитый полицейскими первый этаж. Это если они вообще будут знать, куда именно идти. А если будут атаковать основное здание – останутся с носом. Полицейский-коммунист здорово им помог, без него они потратили бы несколько дней на разведку и все равно могли бы ошибиться…

Перед коридором, куда выходили комнаты бин Тикрити, была решетка. У решетки дежурил полицейский, причем не спал, а бдил. Оно и понятно – начальство всегда рядом и с табаньей в руках. Советских военных советников всегда удивляло, как просто решаются вопросы наказания в арабских странах: вместо того чтобы орать, сажать на губу, угрожать трибуналом – провинившегося солдата могли просто пристрелить на месте.

Полицейский прожил недолго – ствол глушителя высунулся из-за угла, негромко кашлянул выстрел, и полицейский упал со стула. В последнее время появилось немало хороших приспособлений для стрельбы из-за угла – и тот, у кого они были в ближнем бою, превосходил на две головы тех, у кого их не было…

– Кузьма, здесь!

Дело дрянное – они не предусмотрели того, что полицейский упадет со стула, и ключи останутся при нем, и до них будет не дотянуться…

Брат достал набор инструментов, начал перебирать в поисках нужного, и тут дверь впереди открылась…

Они выстрелили одновременно. В коридоре появился человек, по старой моде усатый, в халате, с пистолетом в руке. Среагировал он мгновенно, но неправильно – надо было падать назад, в комнату, может быть, пожил бы еще немного. Но он вскинул пистолет и выстрелил, и одновременно с этим выстрелил Брат. Но человек стоял, а Брат упал на пол. Минимальная цель – максимальная цель. Иракца отбросило назад: Брат догадался, что это и есть бин Тикрити. А кто тут еще будет расхаживать в дорогом халате?

Пистолет грохнул оглушительно громко.

Понеслась душа в рай.

Брат выстрелил несколько раз по замку, пули ударили по металлу, звук этот перекрыл задушенные глушителями звуки выстрелов. Пнул по решетке, та поддалась…

– Вперед!

Иранец был мертв, пули попали ему в лицо. Брат хотел было проверить помещение, из которого он вышел, но американец, позабыв всякую осторожность, прорвался первым…

Господи боже мой…

Он ожидал увидеть скверное, но то, что он увидел, он и подумать не мог про такое. Женщина была цела и даже одета, ее привязали к чему-то, напоминающему крест. Обстановка шикарнейшая – денег не пожалели. Прямо тут стоит камера, подключенная к громадной, в сто два дюйма плазме, одновременно идет и запись, и трансляция на плазму. Самое страшное на кровати – мальчик лет десяти, голый. И мертвый… видимо, задушенный, и задушенный только что…

Хотелось блевать. Хотелось выть, хотелось разрядить в урода весь магазин – только не в голову, а в живот. Чтобы помучался…