Александр Афанасьев - Россия 2020. Голгофа

Вилайет Идель-Урал мыслился его создателям совсем не в границах Татарстана. В их понимании должна была создаться новая страна размером примерно с центральную Россию, охватывающую Татарстан, Башкортостан, Удмуртию, часть Пермского края и Свердловской области, Курганскую и Астраханскую области, которые следовало взять силой и выселить оттуда русских, чтобы получить выход на Казахстан, точно так же, как карабахские ополченцы пробили силой выход к Армении, лишив Азербайджан четверти его исконной, никем не оспариваемой территории. Все это мыслилось как нечто победоносное, захватывающее, как создание новой Золотой орды, как выход в Сибирь, как освобождение от четырехсотлетнего исторического ига. Хотелось победного лязга литавр, но вместо этого лишь протяжно пукнули. И с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Татарские фашисты, а именно они первыми сориентировались во время бардака в Москве и объявили о независимости Татарстана, не подумали об одном: о том, что в других республиках тоже есть националисты. И эти националисты имеют совершенно противоположный взгляд на будущее Сибири, Урала и Поволжья.

В Удмуртии, которую по глупости Москва присоединила к Татарстану, моментально организовалось национальное движение на базе полузабытого Удмурт Кенеш. Поскольку у самих удмуртов сил было маловато – быстро договорились с русскими и с полицейскими, у которых была сила и которым вовсе не улыбалось отчитываться перед Казанью. Первый же повод, который дали приехавшие из Казани баскаки, обернулся массовыми беспорядками, перешедшими в татарские погромы. Точнее, не совсем татарские, едва ли не половина ижевских татар была на стороне русских и удмуртов. Обошлось относительно мирно – несколько десятков убитых, полторы тысячи раненых и искалеченных, татарские деревни даже не шерстили под горячую руку, это потом организовались «лесных» братьев гонять. А вот в Башкортостане…

В Башкортостане существовало собственное мощное, агрессивное национальное объединение. Его пестовал Муртаза Губайдуллович Рахимов, специально переселяя из южной Башкирии родственные роды в специально выстроенные вокруг Уфы коттеджные поселки. Поднялась тема Сеянтуса – села в Башкирии, которое якобы русские солдаты вырезали триста лет назад. Национализм в Башкортостане появился на ровном месте, как инструмент воздействия на федеральный центр. И после отставки Рахимова националистическое движение отнюдь не затухло. Вопрос был в деньгах – везде – где национализм, где сепаратизм – ищите деньги. По крайней мере, в самом начале. В Уфе был расположен один из крупнейших в России нефтеперерабатывающих заводов, единственный независимый в двухтысячные годы, о его значении говорит тот факт, что по его отпускной цене определялась отпускная цена на бензин по всей России, его цена была маркером, маркет-мейкером, на нее ориентировались. А рядом был мощнейший комплекс по нефтехимической переработке высоких переделов, и все это возглавлял Урал Муртазович Рахимов. Был банк «УралСиб», начинавшийся именно в Уфе. Было и много чего другого в республике, и главное, все это было у местных, для местных и возглавлялось тоже местными. После отставки Муртазы Губайдулловича в республику стали заходить московские деньги, москвичи, варяги. А москвичи платят реальные деньги только за то, чего нельзя отнять или купить за бесценок. Тогда-то национализм получил в свое распоряжение большие деньги – столько, сколько никогда не мог выделить сам Рахимов. Регистрировались ЧОПы, покупалось служебное оружие, проводились тренировки. Под носом у федеральных властей рождались армия и полиция нового Башкортостана, и никто и в ус не дул по этому поводу.

Проблема была в том, что в Башкортостане было много татар. А татары – точнее, татарские националисты – считали башкир людьми второго сорта. С чем башкиры были категорически не согласны…

И сделали первый ход. Как только Казань провозгласила свою независимость, в Уфе сделали то же самое, но очень хитро – независимость, но в рамках будущего нового федеративного государства на базе России. Как это вряд ли понимали даже те, кто изобретал эти формулировки. Но свою роль они сыграли…

Исламский экстремизм в Башкирии был развит намного меньше, чем в соседнем Татарстане – власть держала республику жестко, на въездах в Уфу шмонали совсем как на южном посту ДПС на въезде в Махачкалу. В основном в исламисты шли татары, которым не нравилось то, что даже в исламистском подполье Башкортостана сильны националистические тенденции. Они и поднялись первыми, рассчитывая на помощь татарских братьев, но тут же были подавлены совместными усилиями полиции и националистических объединений (в том числе даже русских). Кстати, происходящее в Уфе второй раз после Ижевска показало, сколь эффективным для подавления сепаратизма бывает объединение полиции и неравнодушных и хорошо вооруженных граждан. Только в самой Уфе татарские погромы унесли несколько сот убитыми. Тысячи – ранеными. Затем башкирские националисты бросились на запад республики, на границу с Татарстаном, где многие села были чисто татарскими. Татары поступили «мудро» – обстреляли стоявший в том районе оперативный полк Национальной Гвардии. За что получили по зубам так, что трупы потом вывозили грузовыми машинами. Ну и солдаты в своем месте в этой разборке примерно определились. Пока нацгвардейцы разбирались с ошалевшими от запаха свободы татнациками, башкирские националисты скоренько провели зачистку тыла, башкирского приграничья от людей неправильной национальности. Сколько народа погибло при этом – история умалчивает.

Так что татары пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, башкиры продвинулись на территорию Татарстана на тридцать-пятьдесят километров. Дальнейшее их продвижение останавливалось только жидкими группами заслона, враждебным отношением татарского населения да отсутствием приказа у русских. Восточный фронт стал кошмаром вилайета Идель-Урал с самого начала его существования, превратил рождение нового, независимого государства в перманентную трагедию, значительно подорвал ресурсы и веру людей. Зачем независимость, если она принесла только нищету, голод, войну с соседями, похороны? Не в последнюю очередь из-за этого потеряло доверие первое, вполне даже демократическое правительство независимого Татарстана, и к власти пришли более сильные и фанатичные исламские экстремисты. Но теперь это была их проблема, и они намеревались ее решать. Конечно же кровью…

Здание временного штаба северного боеучастка фронта было временно расположено в новоотстроенном здании какого-то сельскохозяйственного общества. Татарстан до независимости был республикой с сильным сельским хозяйством, были перекрыты все показатели советского Татарстана по мясу, молоку, зерну, яйцу, по некоторым показателям не на проценты, а в разы. Работала мощная перерабатывающая промышленность, правительство выделяло селянам льготные и беспроцентные кредиты для покупки новой техники. Закупали самое современное – «Джон Дир» [79]был не редким гостем на татарских полях. Один из таких тракторов сейчас как раз стоял на въезде в населенный пункт с названием, которое Тайзиев, сам татарин, не смог бы произнести, вероятно с грамматической ошибкой еще написанное. Трактор – огромное, шестисотсильное чудище – местные умельцы переделали в мастерских под самоходную гаубицу, а на бронированную кабину еще и водрузили ДШК.