Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Сталкер

Виктор закашлялся. Кашлял он долго, надрывно, при этом в темноте, плавающей перед глазами Артема, что-то постоянно позвякивало.

Ощущение заложенности ушей потихоньку прошло, да и дышать стало попроще. Артем с усилием разодрал слипшиеся веки и невольно прищурился. Свет, хоть и слабый, больно резанул по глазам. Вновь выступили невольные слезы.

– О, гляньте, парнишка ваш очнулся.

Незнакомый голос раздался слева. Артем с усилием повернул голову, заодно спасая глаза от света, льющегося с потолка. Сморгнул – и различил в полутьме незнакомого бородатого мужика, склонившегося над ним.

– Ты это, полежи пока, не дергайся особо, – сказал мужик. – Это у тебя светобоязнь после отравления. Хорошо, что кореш твой с тобой афином [27]поделился, иначе б кранты.

– Где… мы? – спросил Артем – и едва услышал собственный голос. Но мужик разобрал сказанное.

– В подвале бандитской крепости, где ж еще?

Понемногу глаза Артема привыкли к полумраку, и он смог разглядеть окружающую обстановку. Тусклый светильник под высоким потолком, сырые стены, ржавые стальные кольца, ввинченные в эти стены, и цепи, идущие вниз от этих колец. К цепям было приковано множество людей, сидящих вдоль стен. Не меньше сотни. Оборванных, грязных… У некоторых были хорошо видны следы побоев на лицах и разодранные в кровь костяшки пальцев. Видать, непросто далось бандитам пленение сталкеров, попавших в ловушку Зоны.

Артем шевельнулся, чтобы сесть поудобнее, но руку поднять оказалось довольно тяжело. Он опустил глаза. Ну да, конечно. Его запястья охватывали толстые стальные браслеты, и две тяжеленные цепи тянулись от них к стене.

– Слышь, борода, а тут хоть кормят? – раздался неподалеку знакомый голос. Ага, значит, Шерстяной тоже здесь.

– А как же, раз в день обязательно бывает, – отозвался бородач. – Эти архаровцы спускаются сюда, расковывают умерших, расчленяют и разбрасывают куски по полу. Кто успел схватить, тот и сыт. А воду со стен собрать можно. Подставил ладошку – и жди, пока сверху натечет.

– Ну прям вообще санаторий, – восхитился мутант.

– Сана… чего? – не понял бородач. Да уж, это точно не сталкер. Руки целые, лицо целое, одежда почти не порвана. Небось из рабов, тех, что трудились на стадионе в «Олимпийском». Случайный человек в Зоне. Понадеялся поживиться хоть чем-нибудь, перешел МКАД – и попал под раздачу.

– Неважно, – отмахнулся Шерстяной, раздраженно звякнув цепью. – Слышь, Ион, как там Данила? Он вроде рядом с тобой сидит.

– Не дождешься, проглот, – раздался глухой женский голос. – Он без сознания опять, но дышит.

– Да я ж разве про то? – возмутился Шерстяной. – Неужели ты думаешь, что я бы Данилу жрать стал? Я ж просто здоровьем товарища поинтересоваться…

– Ты смотри, девка! – удивился бородач. – Надо же, повезло, что бандюки ее в сумерках не разглядели. А то б давно уже по кругу пустили.

Подруга Снайпера хотела что-то ответить, но не успела. Внезапно загремел, заворочался ключ в замке металлической двери, расположенной в дальнем конце подвала, и всем стало как-то не до разговоров. Заскрипели давно не смазанные петли, и внутрь вошли двое.

Полумрак, царивший в помещении, не позволял как следует разглядеть вошедших, да это было и не нужно. И так понятно: бандюки пришли проведать свое имущество.

– Ну вот, Шаман, смотри, всего сто пятнадцать голов, – доложил один из вошедших. – Пока ты к Куполу ходил, бригады Секача и Лопаты твой приказ исполнили. Наловили сталкеров, сколь смогли, а потом вскрыли бункер на юге. Там взяли основное стадо. И сегодня под вечер еще шестерых около засеки повязали. Правда, пришлось два выстрела к РПГ потратить, четверо на боевом роботе шли.

– Ну и шли б себе дальше, – произнес самый широкоплечий из группы, словно высеченный из черного дерева. – Ты ж знаешь, у нас каждый выстрел на вес шамирита.

– Так они б танк снесли, – слегка обиженным тоном произнес говоривший. – Мы три дня убили, пока его на дорогу затащили. Зато потом багги взяли почти целехонький. Двоих газом траванули, они и вывалились.

– Идиоты, – раздраженно бросил широкоплечий. – Теперь после зомана ты этот багги отмывать будешь?

– Ну… можно кого-то из пленных припахать? – неуверенно протянул бандит. – Все равно без дела в подвале зады отсиживают.

– Эти для другого нужны. Да перед транспортировкой не забудь всем надеть на головы мешки.

– Может, не стоит, – усомнился бандит. – Мешковина – она тоже денег стоит, а тут пленных больше полусотни.

– Ты же знаешь, я не люблю, когда мясо визжит, видя, куда его волокут, – отрезал широкоплечий. – Ладно, здесь все ясно, пошли…

Артем уже давно узнал голос вожака бандитов, но все никак не мог поверить. Да и правда, мало ли встречается похожих голосов? Он и сейчас не верил, просто само вырвалось, практически против воли:

– Отец?

Голос парня был еще очень слабым, но плечистый главарь услышал. Остановился на полпути к двери, повернулся настороженно, словно крысопес, услышавший в кустах подозрительный шорох.

– Шам, ты чего? – удивился спутник главаря.

Но тот уже не слушал. Он уверенным шагом шел по проходу, вглядываясь в лица пленников. Артем больше не сомневался. Таким пружинистым, неслышным шагом умел ходить только один сталкер на свете…

Обычный человек вряд ли увидел бы что-либо в подвальном полумраке, кроме темных силуэтов, сидящих вдоль стен. Но высокий не ошибся, безошибочно разглядев среди множества грязных, измученных лиц одно-единственное…

– Артем?

Теперь вблизи его можно было разглядеть как следует. Волевой подбородок, два параллельных шрама на небритой щеке – след от когтей рукокрыла, пронзительные глаза, казалось, выворачивающие душу наизнанку. На голове бандана, на руках – кожаные мотоциклетные перчатки, одет в камуфляж «флора», весьма популярный в среде сталкеров. Из-за плеча высовывается трубчатый приклад автомата, на широком поясе – охотничий нож в кожаном чехле. Именно таким Артем и помнил отца – подтянутым, собранным, словно дикий зверь-мутант всегда готовым к броску. Конечно, видел он его и дома – за столом, в бане, спящим на печке. Но в памяти отпечатался только этот образ. Все остальные словно к другому человеку относились, были смазанными, нечеткими, неживыми. Захочешь вспомнить отца, скажем, перекрывающим крышу – и встает перед глазами расплывчатое пятно с контурами человеческого тела, размеренно машущее молотком. Видимо, у каждого живущего на этой земле есть один-единственный настоящий образ, полностью отражающий его внутреннее содержание. А остальное так, промежуточные моменты бытия. И лишь в истинной ипостаси человек выполняет свое предназначение, и только в ней он запоминается и близким, и друзьям, и врагам…