Владимир Березин - 89.Группа Тревиля

Зона, 25 мая. Роман Гримович по прозвищу Гримо. Зеркальный автомат — как родился Калашников. Гримо как проводник правды. История с Бэкингемом — гибель с крысой в обнимку. Гримо узнаёт лишнее — и, как всегда в таких случаях, появляется фигура с Капюшоном.

Гримо обходил свои владения и первым делом зашёл в лаборатории — сначала к биологам (там было пусто), а потом к физикам.

Физики, наоборот, веселились и даже выпили с утра, что было необычно.

— Что празднуете? — хмуро спросил Гримо.

— Вот что, — сказал, блеснув очками, московский контрактник, и сдёрнул со стола простыню. Там лежал автомат Калашникова — с виду обычный. Но через секунду Гримо понял, что с ним что-то не то.

Какая-то засада была с этим автоматом.

И ещё через пару секунд он осознал, что это знаменитый Инвертированный Ствол.

Его давно искали, лет пять, слухи об этом автомате ходили дурные, и на его памяти за него назначали денежные премии. Никто, разумеется, Инвертированный Ствол не принёс. Да оно и понятно — этот автомат считался заговорённым, бесовским.

Дело в том, что он был в полном смысле «левым» — рукоять затворной рамы, которую Гримо видел, была слева. И сам ствол был зеркальным отражением обычного автомата.

Учёные даже обращались к разным оружейникам по всему миру (благо «Калашникова» кто только ни производил) с вопросом, не делал ли кто левого автомата. Но нет, как бы гуманизм оружейников не простирался до создания оружия для левшей. Убивать так убивать.

Существовала версия, что автомат каким-то образом побывал в аномалии, что поменяла «право» на «лево».

Однако такие аномалии науке были неизвестны. То есть были инвертирующие точечно, выворачивающие наизнанку, а вот зеркальных аномалий не наблюдалось.

Гримо поздравил физиков и пошёл к себе в кабинет.

Нужно было посмотреть свежие сообщения от полевых групп.

Сообщений не было, и это его раздражало.

Те, кто находился в маршрутах, часто говорили потом, что по необъяснимым причинам пропала связь.

В это Гримо не верил.

Собственно, радиосвязь в Зоне есть, это легенда, что в Зоне связи нет. Выгодно было говорить, что выйти в эфир или отбить текстовое нельзя.

Это придавало особую прелесть левым маршрутам в экспедиции, выгодно было время от времени отключиться — причём многим было выгодно. Сталкерам, учёным, солдатам — отключился и вне контроля.

А надо — включился.

И вертолёты летали, и всё тут было.

Но аномальность Зоны никуда не денешь, хоть связь была. Ну да — она прерывается. То надень, то на два.

Всё упирается в порядок и правила. Время от времени в контрольные сроки выходить на связь всегда можно. Дисциплина, да.

Вся жизнь ушла на то, чтобы упорядочить поток исследований.

Гримо не без оснований полагал, что без него всё остановится, и даже Атос не сумеет разгрести всю обильную документацию, которая сопровождает сейчас любые исследования.

Он считал, что незаменим, и он действительно был незаменим.

Всю жизнь он боролся с хаосом, и только теперь это стало получаться. На пространстве отчуждённой в международную собственность земли он сумел выстроить всю работу на рациональной основе.

Цифры шли к цифрам, если группу Атоса пытались обмануть, не вовремя перевести деньги или же обложить данью — Гримо пресекал это незамедлительно.

Он был бюрократ, но при этом он был настоящий вооружённый бюрократ.

Гримо ходил в Зону сам, и, как ни странно, ходить с ним любили. Выходы его обычно оканчивались ничем, но ни разу никто в его группе не покалечился, не говоря уж о том, что не было трупов.

Служба у него была поставлена замечательно — всё делалось по инструкции. Инструкции, правда, не предполагали наличие результата.

Но каждый раз охотников идти с ним было множество — за каждый выход хорошо платили, и прогуляться с Гримо было одно удовольствие (если вообще можно так говорить о выходах в Зону).

Деньги шли, и Атос обычно использовал своего заместителя, чтобы оприходовать какие-то зависшие средства, а также на тех площадках, где вряд ли что можно было найти.

Но эти места тоже нужно было осматривать — просто для чистоты эксперимента.

Но с недавнего времени отчётность Гримо не нравилась — Атос разбрасывался.

Мудрый администратор, Гримо мог легко прикрыть прекрасной отчётностью совершенно разнообразные эксперименты. Надо было, он прикрыл бы препарирование христианских младенцев.

Но этого, разумеется, было не надо.

В Зоне много экспериментировали: считалось, что бюреры и контролёры — как раз следы экспериментов разного рода весёлых докторов.

Гримо застал время до принятия Первого межгосударственного соглашения, когда было запрещено экспериментировать над мутантами, бывшими людьми или вероятно бывшими людьми. Гуманное политкорректное законодательство разрешало их убивать — в случае непосредственной угрозы для жизни. Но вот препарировать — ни-ни. Это было дурацкое правило, но это было правило, которое Гримо уважал.

Если не уважать правила, придуманные людьми для Зоны, то нужно было принять правила для людей, придуманные Зоной. А такой расклад Гримо очень не нравился.

Поэтому он, скрепя сердце, прикрывал Атоса, когда он стал заказывать сталкерам бюреров и контролёров.

Это было абсолютно фантастическим предложением, о нём много судачили.

Самой частой реакцией было: «Нашли дураков!». Дураков не нашли — хотя один сталкер по кличке Лодочник, здоровый как бык, притащил было контролёра на себе. Лодочник был раньше моряком, ходил по Припяти и, если прижимало время, сам разгружал свой катер. Он привык к переноске тяжестей — одна беда, когда он охотился на контролёра, то первым делом выстрелил ему в голову. Оттого контролёр был замечательный, но в голове была круглая сквозная дырка, которая вкупе с большими оттопыренными ушами придавала дохлому контролёру комический вид.

Атос заплатил Лодочнику утешительную премию, указав на условия доставки настоящего товара.

Объявления о покупке дохлых контролёров в холле научного городка (и заодно — и в баре «Пилов») провисели недолго. Нагрянули проверяющие, да не в единичном числе.

Однако Гримо знал, что в полном объёме это вознаграждение было уплачено как минимум три раза. Именно он, Гримо, проводил эти деньги — неофициальным способом, разумеется.